Борис Годунов

Modest Mussorgski

Борис Годунов

Опера в четырех действиях с прологом

Libretto von Modest Mussorgski

Urauffъhrung: 08.02.1874, Mariinskij-Theater, St. Petersburg

Деиствующие лица

Борис Годунов

Феодор,
Ксения, дети Бориса

Мамка Ксении

Княэъ Василий Иванович Шуйский

Андрей Щелкалов, думный дъяк

Пимен, летописец отшелъник

Самоэванец под именем Григория (на воспитании у Пимена)

Марина Мнишек, дочъ сандомирского воеводы

Рангони, тайный иеэуит

Варлаам,
Мисаил, Бродяги

Шинкарка

Юродивый

Никитич, пристав

Митюха, крестъянин

Ближний Боярин

Боярин Õрущов

Лавицкий,
Черниковский, иеэуиты

Бояре, Боярские дети, стрелъцы, рынды, пристава, паны, пани, сандомирские девушки, калики перехожие, народ московский.
(1598-1605 гг.)
Пролог

Первая картина.

Двор Новодевичъего монастыря под Москвою, оБнесенный оградою с Башенками. Вправо, Ближе к середине сцены, выступом, Болъшие монастырские ворота под навесом.

Эанавес.

При поднятии эанавеса народ, неБолъшими кучками, соБирается на монастырском дворе перед стеною; движения народа вялы, походка ленивая.

Входит неБолъшая кучка народа. Входит кучка БаБ. Первые две кучки соединяются. Входят мужчины. Народ оБраэует оБщую толпу.

Череэ сцену проходят Бояре, впереди княэъ Василий Иванович Шуйский и, оБмениваясъ поклонами с народом, проБираются в монастыръ.

Когда Бояре скрылисъ в монастыре народ начинает Бродитъ по сцене. Иные, преимущественно женщины, эаглядывают эа ограду к монастырскому крылъцу; другие шепчутся, почесывая в эатылке.

Пристав покаэывается в воротах. Эавидя Пристава эа воротами, народ соБирается в сплошную толпу и стоит неподвижно: женщины – склонясъ щекою на ладонъ, мужчины – с шапками в руках, скрестив руки на животе и понуря голову.

Пристав с дуБинкою, наступая, с гневом. Народ неподвижен.
Ну, чтож вы? чтож вы идолами стали?
Живо, на колени!

Народ переминается.

Ну-же!

Гроэит дуБинкою. Народ мнется.

Да ну!

Народ вяло и поочередно опускается на колени.

Нетерпеливо.

Ýко чертово отродъе!..
Народ На коленях, оБращенный к мотастырским воротам.
На кого ты нас покидаешъ,
отец наш!
Ах, на кого, то, ты оставляешъ,
кормилец!
Мы, да, все твои сироты
Беээащитные,
Ах, да, мы теБя, то, просим, молим
Со слеэами, со горючими:

Пристав отходит к монастырю.

Смилуйся, смилуйся, смилуйся!
Боярин Батюшка! Отец наш!
Òы кормилец! Боярин,
Смилуйся!

Голоса в Народе Остаются на коленях.

Первый.
Митюх, а Митюх, чево орем?
Митюха.
Вона! почем я энаю!
Второй.
Öаря на Руси хотим поставитъ!
БаБа.
Ой, лихонъко! совсем охрипла.
ГолуБка, соседушка,
Не припасла-лъ водицы?
Частъ женщин.
Вишъ, Боярыня какая!
Другая частъ женщин.
Орала пуще всех,
Сама-Б и припасала.
Мужчины.
Ну вы, БаБы, не гуторитъ!
БаБы.
А ты что эа укаэчик!
Мужчины.
Нишкни!
БаБы.
Вишъ, пристав навяэался!
Митюха.
Ой, вы, ведъмы, не Бушуйте!
Женщины сварливо.
Ах, пострел ты, окаянный!
Ýко дъявол привяэался!
Вот, то, нехристъ отыскался!
Прости, господи, Бесстыдник!
Ой, уйдемте лучше, БаБы,

приподнимаются с колен, соБираясъ уйти.

По доБру, да по эдорову,
От Беды, да от напасти!
Мужчины сквоэъ смех.
Непонравилася кличка,
Видно солоно пришлася,
Не в угоду, не по вкусу.
Ведъмы в путъ уж соБралися.

Смех усиливается.

В монастырских воротах появляется Пристав; эавидя Пристава, БаБы Быстро опускаются на колени. Прежняя неподвижностъ толпы.

Пристав толпе.
Чтож вы? чтож смолкли?
Алъ глоток жалко?

Гроэя дуБинкою.

Вот я вас!
Алъ давно по спинам
Плетка не гуляла!

Наступая на толпу.

Проучу вас … я живо!

Голоса в народе на коленях.

Женщины.
Не серчай, Микитич,
Не серчай, родимый!
Мужчины.
Òолъко поотдохнем,
Эаорем мы снова.
Народ женщины и мужчины; в сторону.
И вэдохнутъ не даст,
Проклятый.
Пристав.
Ну-ка!
Òолъко глоток не жалетъ!
Народ.
Ладно!
Пристав гроэя дуБинкою.
Ну?
Народ эавывая.
На кого ты нас покидаешъ,
отец наш!
На кого, да, ты оставляешъ,
родимый!
Мы теБя, сироты, просим, молим
Со слеэами, со горючими:
Смилуйся, смилуйся!
Боярин Батюшка!

После угроэы Пристава.

Отец наш,
Кормилец!
А!

Кланяются в эемлю.

А!

При последних воэгласах народа в монастырских воротах покаэывается думный дъяк Щелкалов.

Пристав эавидя Щелкалова, машет народу и поспешно идет к толпе.
Нишкни! Вставайте!

Òолпа приподнимается.

Дъяк думный говорит.
Щелкалов Медленно и в эадумчивости спускается с крылъца, выходит к народу, снимает шапку и отдает поясной поклон.
Православные! неумолим Боярин.
На скорБный эов Боярской думы и патриарха,
И слышатъ не хотел о троне царском.
Печалъ на Руси … печалъ Беэысходная,
православные!
Стонет эемля в элом Бесправъи.
Ко господу сил припадите,
Да ниспошлет он
СкорБной Руси утешенъе …
И оэарит неБесным светом
Бориса усталый дух!..

Óходит в монастыръ, народ в недоумении.

Эа сценой слышится пение калик перехожих. Сцена освещается красноватым отБлеском эаходящего солнца. Народ прислушивается к доносящемуся иэдали пению.

Калики Перехожие эа сценою.

Поводыри.
Слава теБе, творцу всевышнему, на эемли;
Слава силам твоим неБесныим
И всем угодникам,
Слава на Руси!
Старцы.
Слава теБе всевышнему,
Слава!
Народ шопотом.
Божъи люди!
Старцы приБлижаясъ к сцене.
Ангел господенъ миру рек:
Поднимайтесъ тучи гроэные,
Вы неситесъ по поднеБесъю,
Эастилайте эемлю русскую!

Входят на сцену, впереди поводыри, сэади, опираясъ на их плечи, старцы в капюшонах, оБвешанные оБраэками и ладонками, с дуБинками в руках. Народ почтителъно и Благоговейно кланяется им, давая дорогу.

Поводыри и Старцы эычным гласом.
Сокрушите эмия люта,
Со дванадесятъю крылами хоБоты,
Òаво эмия, смуту русскую,
Да Беэначалие.
Воэвестите православныим,
Да во спасенъе:

Раэдают народу оБраэки и ладонки.

ОБлекайтесъ в риэы светлые,
Поднимайте иконы владычицы.
И со Донской, и со Владимирской
Грядите царю во сретенъе!

ПроБираются, уходя к монастырю.

Воспойте славу Божъю,
Славу сил святых неБесныих!

Эа сценой, постепенно удаляясъ.

Слава теБе, творцу на эемли!
Слава отцу неБесному!

Скрываются в монастыре.

Частъ народа рассматривает друг у друга полученные оБраэки и ладонки. Другая частъ, Ближе к рампе, следит эа удаляющимися каликами.

Частъ Народа Ближе к рампе. Митюхе.
Слыхал, что Божъи люди говорили?
Митюха.
Слыхал!
И со Донской, и со Владимирской …

эаБывает далъше. Женщины поднимают спор иэ-эа ладонок.

Частъ Народа.
Ну!..
Митюха с усилием, стараясъ припомнитъ.
И со Донской, и со Владимирской
Вы идите …

Эадумывается.

Частъ Народа.
Чего?
Митюха.
Идите …
Частъ Народа.
Ну! …
Митюха нетерпеливо и теряясъ.
Со Донской идите …

Окончателъно теряется и отворачивается.

Частъ Народа махая на него рукой.
Плох, Брат!
Другая Частъ Народа подходит.
ОБлекайтесъ в риэы светлые,
И со Донской, и со Владимирской
Вы грядите к царю во сретенъе.
Первая Частъ Народа.
Öарю?
Какому царю?
Пристав выходя иэ-эа монастыря, куда провожал калик.
Ýй, вы!
Вторая Частъ Народа не эамечая Пристава.
Как какому?
А Борису …
Пристав наступая.
Ýй, вы, Баранъе стадо!
Алъ оглохли!

Народ соБирается в толпу.

Вам от Бояр укаэ:
Эаутра Бытъ в Кремле
И ждатъ там прикаэаний.
Слышали?

Óходит.

На сцене сумерки, народ начинает расходитъся.

Голоса в Народе.
Вона! эа делом соБирали!
А нам то что?
Велят эавытъ, эавоем и в Кремле.
Эавоем!
Для ча не эавытъ.
Что-ж? Идем, реБята!

Расходятся. Сцена постепенно пустеет.

Эанавес опускается.

Вторая картина.

Площадъ в Кремле московском. Прямо перед эрителями, в отдалении, Красное крылъцо царских теремов. Справа, Ближе к авансцене, народ на коленях эанимает место между Óспенским, вправо, и Архангелъским, влево, вдали, соБорами: паперти соБоров видны. Òоржественный колоколъный эвон.

Эанавес.

Великий колоколъный эвон на сцене. С Красного крылъца наначинается торжественное шествие Бояр к Óспенскому соБору: впереди рынды, стрелъцы, Боярские дети, далее княэъ Шуйский с венцом Мономаха на подушке; эа ним Бояре, Щелкалов с царским посохом, опятъ стрелъцы. Эа ними Болъшие Бояре, дъяки и пр. Шествие, пройдя сквоэъ толпу, входит в Óспенский соБор. Стрелъцы помещаются на паперти и ступенях шпалерами.

Шуйский покаэываясъ на паперти Óспенского соБора, к народу.
Да эдравствует царъ Борис Феодорович!
Народ приподнимается.
Живи и эдравствуй,
Öаръ наш Батюшка!
Шуйский.
Славъте!

Óходит в соБор.

Народ.
Óж как на неБе
Солнцу красному
Слава, слава!
Óж и как на Руси
Öарю Борису
Слава, слава!

Òоржественное царское шествие иэ Óспенского соБора. Пристава ставят народ шпалерами.

Живи и эдравствуй,
Öаръ наш Батюшка!

ÒруБачи становятся, против эрителя, перед народом.

Радуйся люд!
Радуйся, веселися люд!
Православный люд!
Величай царя Бориса
И славъ!
Щелкалов и 3 Боярина с паперти соБора народу.
Да эравствует царъ Борис Феодорович!

Спускаются.

Народ кланяется.
Да эдравствует!

Щелкалов с Боярами продолжают шествие и становятся шпалерами от паперти Архангелъского соБора, полукругом, к Óспенскому.

Народ.
Óж как на Руси
Öарю Борису
Слава!

Борис покаэывается на паперти. Шуйский, иэ-эа него, дает народу энак прекратитъ славленъе и становится с Воротынским поэади Бориса. Эвон на сцене прекращается.

Борис с паперти соБора; эа ним стоят дети его Феодор и Ксения.
СкорБит душа!
Какой-то страх неволъный
Эловещим предчувствием
Сковал мне сердце.

В восторженном настроении.

О, праведник,
О, мой отец державны&##1081;!
Воээри с неБес
На слеэы верных слуг
И ниспошли ты мне
Священное на властъ Благословенъе:

Смиренно.

Да Буду Благ и праведен, как ты;

Склоняет голову в молитвенном настроении.

Да в славе правлю свой народ …

Приподняв голову, строго.

Òеперъ поклонимся
Почиющим властителям Русии.

С царственным величием.

А там – сэыватъ народ на пир,
Всех, от Бояр, до нищего слепца;
Всем волъный вход,
Все гости дорогие.

Борис спускается с паперти, сопутствуем Шуйским и Воротынским; эа ними Бояре и стрелъцы и продолжает шествие к Архангелъскому соБору.

Народ.
Слава, слава, слава!
Живи и эдравствуй,
Öаръ наш Батюшка.

Народ ломится к Архангелъскому соБору; пристава приводят народ в порядок.

Многая лета царю Борису.
Óж как на неБе
Солнышку слава, слава!
Óж как на Руси
Öарю Борису
Слава, слава!
Слава и многая лета!

Суматоха, БоръБа приставов с народом. Борис покаэывается иэ Архангелъского соБора и направляется к теремам.

Народ.
Слава, слава, слава!

Эанавес падает.

Первое действие

Первая картина.

Ночъ. Келъя в Чудовом монастыре. Пимен пишет перед лампадой. Григорий спит.

Эанавес.

Пимен приостанавливается.
Åще одно последнее скаэанъе –
И Летописъ окончена моя,
Окончен труд, эавещанный от Бога
Мне, грешному.

Пишет; приостанавливается.

Недаром многих лет
Свидетелем господъ меня поставил:
Когда ниБудъ монах трудолюБивый
Найдет мой труд усердный, Беэымянный;
Эасветит он, как я, свою лампаду
И, пылъ веков от хартий отряхнув,
Правдивые скаэанъя перепишет,
Да ведают потомки православных
Эемли родной минувшую судъБу.

Эадумывается.

На старости я сыэнова живу;
Минувшее проходит предо мною,
Волнуяся как море – окиан.
Давно-лъ оно неслосъ соБытий полно? …
Òеперъ оно спокойно и Беэмолвно! …
Однако Блиэок денъ … лампада догорает..

Пишет.

Åще одно, последнее скаэанъе …

Продолжает исатъ.

Отшелъники эа сценою.
Боже крепкий, правый,
Внемли раБам твоим,
Молящим тя!
Дух лжемудрия лукавый
Отжени от чад твоих,
Верящих ти!
Григорий просыпается.
Все тот же сон! …
В третий раэ все тот же сон!
Неотвяэный, проклятый сон! …
А старик сидит, да пишет, и дремотой
Энатъ во всю ночъ он не смыкал очей.
Как я люБлю его смиренный вид,
Когда, душей в минувшем погруженный,
Спокойный, величавый,
Он летописъ свою ….
Пимен.
Проснулся, Брат?
Григорий подходит к Пимену и кланяется в пояс.
Благослови меня, честный отец.
Отшелъники эа сценою.
Боже, Боже мой,
Вскую оставил мя!
Пимен встает и Благословляет.
Благослови теБя господъ,
И днесъ, и присно, и во веки.

Садится.

Григорий выпрямляется.
Òы все писал и сном не поэаБылся;
А мой покой Бесовское мечтанъе
Òревожило и враг меня мутил.
Мне снилосъ: лестница крутая
Вела меня на Башню; с высоты
Мне виделасъ Москва, что муравейник;
Народ вниэу на площади кипел
И на меня укаэывал со смехом …
И стыдно мне, и страшно становилосъ …
И, падая стремглав, я проБуждался.
Пимен.
Младая кровъ играет;
Смиряй сеБя молитвой и постом,
И сны твои видений легких Будут
Полны. Доныне, – если я,
Неволъною дремотой оБессилен,
Не сотворю молитвы долгой к ночи,
Мой старый сон не тих и не Беэгрешен;
Мне чудятся то Буйные пиры,
Òо схватки Боевые;
Беэумные потехи юных лет! …
Григорий.
Как весело провел свою ты младостъ!
Òы воевал под Башнями Каэани,
Òы ратъ Литвы при Шуйском отражал,
Òы видел Двор и роскошъ Иоанна!
А я от отроческих лет
По келиям скитаюсъ, Бедный инок!
Эачем и мне не тешитъся в Боях,
Не пироватъ эа Öарскою трапеэой?..
Пимен останавливая Григория эа руку, спокойно.
Не сетуй, Брат, что рано грешный свет
Покинул. Веръ ты мне:
Нас иэдали пленяет роскошъ
И женская лукавая люБовъ.
Помысли, сын, ты о Öарях великих:
Кто выше их? и что же: О, как часто, часто
Они меняли свой посох царский, и порôиру,
И свой венец роскошный
На иноков клоБук смиренный,
И в келии святой душою отдыхали …
Эдесъ, в ýтой самой келъе
(В ней жил тогда Кирилл многострадалъный,
Муж праведный), эдесъ видел я царя.
Эадумчив, тих сидел пред нами Гроэный;
И тихо речъ иэ уст его лилася,
А в очах его суровых
Раскаянъя слеэа дрожала …
И плакал он …

Эадумывается.

А сын его Феодор? Он царские чертоги
ПреоБратил в молитвенную келъю;
Бог воэлюБил смирение царя,
И Русъ при нем во славе Беэмятежной
Óтешиласъ … А в час его кончины
Свершилося неслыханное чудо:
Палаты исполнилисъ Благоуханъем …
И лик его, как солнце, просиял! …
Óж не видатъ такого нам царя!
Прогневали мы Бога, согрешили:

Глухо.

Владыкою сеБе цареуБийцу
Нарекли!
Григорий во время расскаэа Пимена подсевший к его столику и жадно слушавший.
Давно, честный отец,
Õотелосъ мне теБя спроситъ о смерти
Димитрия Öаревича.
Òы, говорят, в то время
Был в Óгличе?
Пимен.
Ох, помню!
Привел меня господъ увидетъ элое дело,
Кровавый грех. Òогда я в Óглич
На некое Был услан послушанъе.
Пришел я в ночъ … На утро, в час оБедни …
Вдруг слышу эвон; ударили в наБат;
Крик, шум. Бегут во двор Öарицы. ß туда-ж,
Гляжу: лежит в крови эареэанный Öаревич;
Öарица матъ в Беспамятстве над ним,
Кормилица несчастная в отчаянъи рыдает.
А там, на площади, народ, остервенясъ,
Волочит БеэБожную предателъницу мамку …
Воплъ! … Стоны! …
Вдруг между них, свиреп, от элости Бледен,
ßвляется Иуда – Битяговский …
»Вот он, вот, вот элодей!« раэдался оБщий воплъ.
Òут народ Бросился во след
Бежавшим трем уБийцам.
Элодеев эахватили
И привели пред теплый труп младенца …
И чудо!-вдруг мертвец эатрепетал …
»Покайтеся!« народ им эагремел:
И в ужасе … под топором … элодеи
Покаялисъ

Глухо.

и наэвали Бориса …
Григорий.
Каких Был лет Öаревич уБиенный?
Пимен припоминая.
Лет семи. Постой! …
С тех пор прошло лет десятъ? …
Или нет! … Двенадцатъ? …
Да, так: двенадцатъ лет.
Он Был Бы твой ровесник
И царствовал …

Григорий при ýтих словах величественно выпрямляется во весъ рост, потом снова, с притворным смирением, опускается на скамъю.

Но Бог судил иное.
Бориса преступленъем вопиющим
Эаключу я летописъ свою. Брат Григорий!
Òы грамотой свой раэум просветил,
ÒеБе мой труд передаю …
Описывай, не мудрствуя лукаво,
Все, чему свидетелъ в жиэни Будешъ:
Войну, илъ мир, управу государей,
Пророчества и энаменъя неБесны …
А мне пора, пора уж отдохнутъ …

Встает и гасит лампаду. Эа сценою протяжные удары отдаленного монастырского колокола.

Пимен прислушивается.
Эвонят к эаутрене …

Надевает скуôъю.

Благослови, господъ, своих раБов!
Подай костылъ, Григорий!
Отшелъники эа сценою.
Помилуй нас, Боже,
Помилуй нас, всеБлагий!
Отче наш вседержителъ,
Боже вечный, правый,
Помилуй нас!

Пимен уходит в молитвенном настроении. Григорий провожает его и, по уходе, остается у двери.

Григорий у самой двери.
Борис, Борис! все пред тоБой трепещет,
Никто не смеет и напомнитъ
О жреБии несчастного младенца.

Подходя к столу.

А между тем отшелъник в темной келъе
Эдесъ на теБя донос ужасный пишет;
И не уйдешъ ты от суда людского,
Как не уйдешъ от Божъего суда ….

Óходит

Эанавес опускается.

Вторая картина.

Корчма на Литовской границе. Направо от эрителей дверъ в кладовую. Прямо входная дверъ; несколъко левее окно.

Эанавес.

Õоэяйка штопает старую душегрейку.
Поимала я сиэа селеэня,
Ох, ты, мой селеэенъ,
Мой касатик селеэенъ.
Посажу теБя, сиэа селеэня,
Ох, на чистенъкий прудок,
Под ракитовый кусток.
Òы порхни, порхни,
Сиэый селеэенъ,
Ой, вэвейся, поднимисъ,
К Бедненъкой ко мне спустисъ.
ПолюБлю теБя, приголуБлю я,
Маво милого дружка,
Касатика селеэня!
Òы присядъ ко мне,

Эа сценою отдаленный говор прохожих.

Да поБлиже,
ОБойми меня, дружок,
Поцалуй меня раэок.

Эа сценою говор и груБый смех.

Вслушивается.

Ýвона! …

Говор эа сценою слышнее.

Прохожий люд …
Гости дорогие!

Эа сценой тихо.

Ау! смолкли! …
Энатъ мимо промахнули …
Раэцалуй меня, да по жарче,
Ох, ты, мой селеэенъ,
Мой касатик, селеэенъ,
Òы потешъ меня,
Потешъ меня вдову,
Вдовушку волъную! …
Мисаил и Варлаам эа дверъю.
Люд христианский,
Люд честной, господний,
На строенъе храмов
Пожертвуй хотъ копеечку,
Лепта воэдастся теБе
Сторицей.
Õоэяйка прислушивается. В волнении.
Ах, ты, господи, старцы честные!
Дура я, дура околъная,
Старая греховодница!

Бежит к окну.

Òак и естъ! …

Суетится.

Они! …
Честные старцы …

Идет к двери и отворяет ее.

Входят Варлаам и Мисаил, эа ними Самоэванец под именем Григория – одет крестъянином.

Õоэяйка усердно кланяется гостям в пояс.

Варлаам.
Жент, мир дому твоему!
Õоэяйка кланяется еще раэ.
Чем-то мне вас подчиватъ,
Старцы честные?
Мисаил смиренно.
Чем Бог послал, хоэяюшка.
Варлаам толкает Мисаила.
Нет ли вина?
Õоэяйка торопливо.
Как не Бытъ, отцы мои!
Сейчас вынесу.

Óходит в кладовую.

Варлаам наБлюдает эа Григорием, который сидит у стола, приэадумавшисъ.

Варлаам подходя к Григорию.
Чтож ты приэадумался, товарищ?
Вот и граница литовская,
До которой теБе так хотелосъ доБратъся.
Григорий у стола, эадумчивый.
Пока не Буду в Литве,
Не могу Бытъ спокоен.
Варлаам.
Да что теБе Литва так слюБиласъ!
Вот мы, отец Мисаил,
Да аэ многогрешный,
Как утекли иэ монастыря,
Òак и в ус сеБе не дуем!
Литва ли, Русъ ли,
Что гудок, что гусли,
Все нам равно,
Было-Б вино! …

Входит хоэяйка со штоôами.

Варлаам эавидя хоэяйку, весело.
Да вот и оно!
Õоэяйка ставит вино на стол.
Вот вам, отцы мои,
Пейте на эдоровъе.
Мисаил и Варлаам.
СпасиБо, хоэяюшка,
Бог теБя Благослови!

Наливают вино и пъют; кроме Григория.

Варлаам со штоôом в руках.
Как во городе Было во Каэани,
Гроэный царъ пировал, да веселился.
Он татарей Бил нещадно,
ЧтоБ им Было неповадно
Вдолъ по Руси гулятъ.

Пъет.

Öаръ подходом подходил,
Да, под Каэанъ городок,
Он подкопы подкопал,
Да, под Каэанку реку.
Как татаре, то, по городу похаживают,
На царя Ивана, то, поглядывают,
Эли татарове.

Пъет.

Гроэный царъ, от, эакручинился,
Он повесил головушку на правое плечо.
Óж как стал царъ пушкарей сэыватъ,
Пушкарей, все эажигалъщиков.
Эажигалъщиков!
Эадымилася свечка воску ярова,
Подходил молодой пушкаръ, от, к Бочечке.
А и с порохом-то Бочка эакружилася,
Ой, по подкопам покатилася,
Да и хлопнула.

Пъет.

Эавопили, эагалдили эли татарове,
Благим матом эаливалися.
Полегло татаровей тъма тъмущая,
Полегло их сорок тысячей,
И три тысячи.
Òак-то во городе Было,
Во Каэани … Ý!

Продолжителъно пъет.

Григорию.

Чтож ты не подтягиваешъ,
Да и не потягиваешъ?
Григорий.
Не хочу.
Мисаил.
Волъному воля.
Варлаам.
А пъяному рай, отец Мисаил!
Выпъем чарочку
Эа шинкарочку!

Наливает сеБе и Мисаилу и оБа пъют.

Варлаам присталъно смотрит на Григория и, уже навеселе, оБращается к нему.
Однако, Брат:
Когда я пъю,
Òак треэвых не люБлю;

Пъет.

Ино дело пъянство,

Пъет.

Ино дело чванство;
Õочешъ житъ как мы,
Милости просим!
Нет! так уБирайся,
Проваливай!
Григорий.
Пей,
Да про сеБя раэумей,
Отец Варлаам! …
Варлаам.
Про сеБя!
Да что мне про сеБя раэуметъ?

С досадою.

Ýх!
Как едет ¸н,
Åдет ¸н, ¸н …
Да погоняет ¸н.
Шапка на ¸м
Òорчит как рожон!
Весъ, ах, весъ то
Гряэен.

Дремлет.

Григорий подходя к хоэяйке.
Õоэяйка!
Куда ведет ýта дорога?
Õоэяйка.
А в Литву, кормилец.
Григорий.
А далече до Литвы?
Õоэяйка.
Нет, родимый,
Не далече,
К вечеру можно поспетъ,
КаБы не эаставы.
Григорий.
Как? эаставы?
Õоэяйка.
Кто то Бежал иэ Москвы,
А велено всех эадерживатъ,
Да осматриватъ.
Григорий.
Ý! Вот теБе, БаБушка,
И Юръев денъ!
Варлаам проБуждаясъ.
Свалилси ¸н,
Лежит ¸н, ¸н,

дремлеm#1090;.

Да встатъ не может, ¸н.

Дремлет.

Григорий.
А кого им нужно?
Õоэяйка.
Óж не энаю:
Вор ли, раэБойник какой,
Òолъко проходу нет
От приставов проклятых.
Григорий эадумчиво.
Òак …
Õоэяйка.
А чего поймают?
Ничего, ни Беса лысого!
Будто толъко и пути,
Что столБовая!

Òайком.

Вот, хотъ отсюда:
Свороти налево,
Да по тропинке,
И иди до Чеканской часовни,
Что на ручъю;
Оттуда на Õлопино,
А там на Эайцево;
А тут уж всякий малъчишка
До Литвы теБя проводит …
От ýтих приставов
Òолъко и толку,
Что теснят прохожих,
Да оБирают нас, Бедных …
Варлаам эевает и потягивается. Сквоэъ сон.
Приехал ¸н,
Да в дверъ тук! тук!

Легкий стук в наружную дверъ.

Да что естъ моченъки

Сквоэъ дремоту.

Òук! тук! тук!

Óсиленный стук в дверъ.

Õоэяйка прислушивается.
Что там еще?

Идет к окну и присталъно всматривается.

Вот они, проклятые!
Опятъ доэором идут!

Отворяет дверъ.

Входят пристава и у дверей наБлюдают эа Бродягами. Õоэяйка усердно и ниэко кланяется входящим приставам.

Варлаам проБуждается и снова поргужается в дремоту.
Как едет ¸н,
Åдет ¸н, ¸н;
Да погоняет …
Пристав.
Вы что эа люди?
Мисаил и Варлаам Оторопев, оБа вскакивают. Мисаил – со смирением, Варлаам – жалоБно.
Старцы смиренные,
Иноки честные,
Õодим по селениям,
СоБираем милостынъку.
Пристав Григорию.
А ты кто такой?
Мисаил и Варлаам поспешно.
Наш товарищ.
Григорий Бойко подходит к Приставу; неБрежно.
Мирянин иэ пригорода …
Проводил старцев до руБежа,

Кланяясъ.

Иду во свояси.

Пристава шепчутся.

Пристав своему товарищу.
Паренъ то, кажется, гол:
Плоха пожива …
Вот раэве старцы …. Гм!

Откашливается, подходит и садится к столу.

Ну, отцы мои,
Каково промышляете?
Варлаам.
Ох! плохо, сыне, плохо!
Õристиане скупы стали,
Денъгу люБят,
Денъгу прячут,
Мало Богу дают.
Прииде грех велий
На яэыцы эемнии.
Õодишъ, ходишъ,
Молишъ, молишъ,
Åле еле три полушки вымолишъ.
Что делатъ?
С горя и осталъное пропъешъ.
Ох, пришли наши последние времена!
Õоэяйка в сторону; жалоБно.
Господи помилуй и спаси нас!

В продолжении Варлаамовой речи, Пристав присталъно и эначителъно всматривается в Варлаама; Варлаам, чувствуя на сеБе вэгляд Пристава, Беспокоится.

Варлаам.
Что ты на меня
Òак присталъно смотришъ? …
Пристав.
А вот что:

Другому приставу.

Алеха! при теБе укаэ?

Берет укаэ.

Давай сюда!

Варлааму.

Видишъ:
Иэ Москвы Бежал некий еретик,
Гришка Отрепъев.
Энаешъ ли ты ýто?
Варлаам смиренно.
Не энаю.
Пристав.
Ну, и царъ
Велел его, еретика,
Иэловитъ и повеситъ.
Слыхал ли ты ýто?
Варлаам.
Не слыхал.
Пристав.
Читатъ умеешъ?
Варлаам.
Нет, сыне,
Не умудрил господъ.
Пристав сует Варлааму укаэ.
Òак вот теБе укаэ!
Варлаам в ужасе, отстраняя укаэ.
На что он мне?
Пристав.
Ýтот еретик,
РаэБойник, вор,
Гришка – ты!
Варлаам.
Вона!
Что ты, господъ с тоБой!
Õоэяйка в сторону.
Господи! и старца-то
В покое не оставят!
Пристав.
Ýй! кто эдесъ грамотный?

Все переглядываются; оБщее молчание.

Григорий подходя к Приставу.
ß грамотный.
Пристав оэадаченный.
Ýва!

Передает Григорию укаэ.

Ну, читай …
Вслух читай!
Григорий читает.
Чудова монастыря
Недостойный чернец Григорий,
Иэ рода Отрепъевых,
Научен диаволом,
Вэдумал смущатъ святую Братию
Всякими соБлаэны и Беээакониями.
А Бежал он, Гришка,
К границе Литовской,
И царъ прикаэал иэловитъ его …
Ристав.
И повеситъ!
Григорий Приставу.
Эдесъ не скаэано повеситъ.
Пристав.
Врешъ!
Не всяко слово в строку пишется.
Читай:
Иэловитъ и повеситъ.
Григорий.
И повеситъ.

Читает.

А лет ему …

глядя искоса на Варлаама.

Гришке … от роду …
Пятъдесят …
Борода седая,
Брюхо толстое,
Нос красный …
Пристав.
Держи его!
Держи, реБята!

Все Бросаются на Варлаама; он Быстро отБрасывает их в сторону.

Варлаам сжав кулаки, в Боевой поэе.
Что вы!
Пострелы окаянные!
Чего пристали?
Ну, какой я Гришка!

Вырывает у Григория укаэ.

Нет, Брат,
Молод шутки шутитъ!
Õотъ по складам умею,
Õотъ плохо раэБираю,
А раэБеру!
РаэБеру!
Как дело-то
До петли доходит.

Читает по складам.

А_… ле … ле … т …,
А ле … т ему

вглядываясъ в укаэ.

Двадцатъ!

Григорию.

Где-ж тут пятъдесят?
Видишъ!

Читает. Григорий отступает к двери.

А росту он среднего, волосы …
Рыжие, на носу …
На носу Бородавка, на лБу …

Григорий у окна; одна рука эа паэухой.

Другая, одна рука …
Рука … короче …
Короче другой.

Всматривается в Григория.

Подкрадывается к Григорию.

Да ýто уж не …

Григорий эамахивается ножем и выскакивает в окно. Все, оторопев, не двигаясъ с места, по направлению к окну.

Мисаил, Варлаам и Пристав.
Держи, держи,
Держи его!

ОБорачиваясъ ц двери.

Варлаам.
Держи!
Пристав.
Держи!
Мисаил.
Держи его!

После минутного недоумения, догадываются и выБегают в дверъ с криками »держи вора«.

Эанавес падает

Второе действие.

Предварителъная редакция

Öарский терем в московском Кремле. Пышная оБстановка царей московских. В отдалении, влево от эрителей, глоБус и столик, эа которым Феодор эанят »Книгою Болъшого чертежа«. Вправо, в некотором отдалении, реэной столик, эа которым сидит Ксения. Около столика, на скамъе, Мамка эанята рукоделъем. Справа, Ближе к авансцене, кресло.

Эанавес.

Ксения у столика, над портретом датского Королевича. Öелует портрет, плачет и причитывает.
Милый мой жених,
Прекрасный королевич!
Не мне ты достался,
Не своей невесте,
А сырой могилке,
На далъней,
На далъней сторонке …
Феодор с »Книгою Болъшого чертежа« следит по карте.
Волга,
Приток ее Ока …
Кляэъма,
(Вот и Владимир на Кляэъме),
А там Кама,
Шексна, Молога,
Все притоки Волги.
Города:
Òверъ, ßрославлъ,
Óглич, Кострома, Нижний …
Вот и Астраханъ …
Òут и устъе Волги.
Господи, ширъ какая!
Сколъко островов!
Ксения причитывает.
Где ты, мой ненаглядный,
На кого ты меня покинул,
На слеэы горъкие,
Да на кручину по теБе,
Мой милый Иванушка Королевич,
Желанный мой жених …

Плачет.

Феодор следит с »Книгою Болъшого чертежа« по карте.

Чертит.

Каспий море,
Óстъе Волги.

Читает.

Ширина Волги в устъе семъ верст,
Длина ее с истока две тысячи верст,
А пожалуй и поБоле …

Чертит.

Мамка вставая.
Полно, царевна, голуБушка!

Подходит к царевне и оБнимает ее.

Полно плакатъ, да уБиватъся.
Ксения.
Ах, грустно, мамушка!
Òак грустно.
Мамка.
И! … что ты, дитятко!
Девичъи слеэы, что роса,
Вэойдет солнышко росу высушит.
Не клином свет сошелся:
Найдем мы жениха
И пригожего, и приветливого;
ЭаБудешъ про Ивана Королевича.
Ксения.
Ах, нет, нет, мамушка!
ß и мертвому
Буду ему верна.

Плачет.

Где ты, мой ненаглядный,
Желанный мой жених.
Ах, где ты, Иванушка,
Где …
Борис входит.
Что, Ксения,
Что, милая моя;
В невестах уж печалъная вдовица..,
Все плачешъ ты о мертвом женихе.
СудъБа мне не судила
Виновником Бытъ вашего Блаженства.
Бытъ может я прогневал неБеса!
Но ты, Беэвинная,
Эачем же ты страдаешъ?

Ласкает и целует Ксению.

Иди, мой друг, в свою светлицу,
Беседой теплою с подругами своими
Рассей свой ум от дум тяжелых.

Öелует дочъ.

Иди, дитя …

Ксения с Мамкой уходят; Борис смотрит вслед дочери.

Борис Феодору.
А ты, мой сын, чем эанят?

Подходит. Óвидя геограôическую карту.

Ýто что?
Феодор.
Чертеж эемли московской, наше царство
Иэ края в край. Вот видишъ: Вот Москва.
Вот Новгород, а вот Каэанъ …
Вот Астраханъ,
Вот море, – Каспий море.
Вот пермские дремучие леса …
А вот СиБиръ.
Борис.
Как хорошо, мой сын.
Как с оБлаков, единым вэором,
Òы можешъ оБоэретъ все царство:
Границы, реки, грады.
Óчисъ, Феодор.
Когда ниБудъ, и скоро может Бытъ,
ÒеБе все ýто царство достанется;
Óчисъ, мой сын.

Идет к столу и садится в раэдумъи, переБирая свитки и пергаменты.

Борис.
Достиг я высшей власти.
Шестой уж год я царствую спокойно;
Но счастъя нет моей иэмученной душе.
Напрасно мне кудесники сулят
Дни долгие, дни власти Беэмятежной.
Ни жиэнъ, ни властъ,
Ни славы оБолъщенъе,
Ни клики толпы
Меня не веселят;
Мне счастъя нет.

Эадумывается.

ß думал свой народ
В доволъствии и славе успокоитъ,
Щедротами люБовъ его снискатъ.
Но отложил пустое попеченъе.
О, сколъ Беэумны мы, когда народный плеск
Илъ ярый воплъ тщеславное тревожит сердце наше.
Бог насылал на эемлю нашу глад,
Народ эавыл, в мученъях иэнывая.
ß велел открытъ им житницы, я элато
Рассыпал им, я им сыскал раБоты.
Они-ж меня, Беснуясъ, проклинали!
Пожарный огнъ их домы истреБил
И ветр раэнес их жалкие лачужки.
ß выстроил им новые жилища,
ß одежды роэдал им,
ß пригрел, я приютил их;
Они-ж меня пожаром упрекали.
Вот черни суд!
В семъе своей я мнил найти отраду,
Готовил дочери веселый Брачный пир,
Моей царевне, голуБке чистой …
Но не судил господъ мне ýто утешенъе.
Как Буря, смертъ уносит жениха!
И тут лукавая молва
Виновником дочерняго вдовства считала …
Боже праведный, меня,
Меня, несчастного отца …

Вэдрагивает.

В дверъ прокрадывается Ближний Боярин и останавливается у порога.

Кто ни умрет, я всех уБийца тайный:

Оэираясъ.

ß отравил сестру свою, царицу …

Боярин крадется к Борису.

ß ускорил Феодора кончину,

Боярин кланяется Феодору.

ß отрока, несчастного,

Волнуясъ.

Öаревича малютку …

Боярин падает в ноги Борису и протягивает руки.

Борис вэдрогнув; тревожно и гневно Боярину.
ÒеБе чего?
Ближний Боярин встает. Бояэливо.
Великий государъ!
Борис.
Ну!

Присталъно смотрит на Боярина.

Ну, что-ж? Что-ж смолк?
Ближний Боярин еще Бояэливее.
Великий государъ! ÒеБе …
Княэъ Василий Иваныч Шуйский …
Челом Бъет.
Борис сдержанно.
Шуйский? … Эови! … Постой!
Скажи, что рады видетъ княэя
И ждем, скажи, Беэ гнева
Åго Беседы.
Ближний Боярин торопливо и оэираясъ нашептывает на ухо Борису.
Вечор Пушкина холоп пришел с доносом
На Шуйского, Мстиславского и прочих,
И на хоэяина:
Ночъю тайная Беседа шла у них.
Гонец иэ Кракова приехал
И привеэ …
Борис гроэно.
Гонца схватитъ! …

Боярин поспешно уходит.

Противен мне род Пушкиных мятежный! …

Входит Шуйский и кланяется Öаревичу.

А Шуйскому не должно доверятъ:
Óклончивый, но смелый и лукавый.
Шуйский подходит к Борису, кланяясъ в пояс.
Великий государъ, челом Бъю.
Борис с притворным спокойствием.
Что скажешъ, княэъ Василий?
Шуйский.
Мой долг велит теБе поведатъ
Вестъ важную.
Борис.
Не ту-лъ, что Пушкину
Привеэ вечор с Литвы
Òаинственный гонец …
Шуйский вэдрогнув.
ß думал,
Не ведаешъ ты ýтой тайны …
Борис лукаво.
Нет нужды, княэъ,
Расскаэывай.
Шуйский приБлижаясъ к Борису; вкрадчиво.
Но, при Öаревиче …
Неловко …
Борис.
Вэдор, Шуйский!
Öаревич может энатъ,
Что ведает княэъ Шуйский.
Говори.
Шуйский с ужасом.
Öаръ, в Литве явился самоэванец.
Борис испуганно.
Что?

Насмешливо.

Кто-ж
Ýтот самоэванец?
Шуйский.
Королъ, паны и папа эа него.
Борис нетерпеливо.
Но, чем опасен он?
Шуйский приБлижаясъ к Борису; лицемерно.
Конечно, царъ, силъна твоя держава.

Борис ходит по сцене в силъном волнении.

Òы милостъю, раденъем и щедротой
Óсыновил сердца своих раБов.
Но энаешъ сам: Бессмысленная чернъ
Иэменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана;
Малейшему внушению послушна,
К истине суха и равнодушна,
Все Баснями питается она.
Åй нравится Бесстыдная отвага.

Сэади Бориса, почти наклоняясъ к нему.

Òак если … сей … неведомый Бродяга

Борис вэдрагивает; Öаревич вслушивается, не сводя глаэ с Шуйского.

Литовскую границу перейдет,
К нему толпу Беэумцев привлечет
Димитрия воскреснувшее имя!

Борис и Феодор вскакивают в ужасе. Шуйский стоит, опустив голову.

Борис в ужасе.
Димитр
#1080;я!

Сыну.

Öаревич, удалисъ!
Феодор.
Но, государъ, поэволъ мне …
Борис нетерпеливо.
Нелъэя, мой сын, поди, поди!

Провожает Феодора к двери. Шуйский насмешливо смотрит вслед Борису, не трогаясъ с места. Öаревич уходит; Борис эапирает эа ним дверъ, потом Быстро подходит к Шуйскому.

Борис Шуйскому.
Вэятъ меры сей же час,
ЧтоБ от Литвы Русъ оградиласъ эаставами.
ЧтоБ ни одна душа не перешла эа ýту гранъ,
ЧтоБ эаяц не приБежал иэ Полъши к нам,
ЧтоБ ворон не прилетел иэ Кракова.
Ступай!

Шуйский откланивается Борису.

Глухо.

Или нет!
Постой, постой, Шуйский.
Не правда-лъ, ýта вестъ эатейлива?

Глухо, с суеверным страхом

Слыхал ли ты когда-ниБудъ …
ЧтоБ дети мертвые иэ гроБа выходили …
Допрашиватъ царей … царей эаконных …
Наэначенных, иэБранных всенародно …
Óвенчанных великим патриархом …
Õа, ха, ха!..

Дико хохочет.

Òеряясъ.

А?

Дико оэираясъ.

Что?

Смотрит на Шуйского.

Смешно?

Бросаясъ на Шуйского.

Что-ж не смеешъся?..
Шуйский в оцепенении.
ß? Государъ …
Борис.
Слушай, Шуйский:
Как отрока сего …

Путается.

Как отрок сей лишился как-то жиэни …

Строго.

Òы послан Был на следствие;
Òеперъ теБя крестом и Богом эаклинаю,
По совести, всю правду мне скажи;

Глухо.

В уБитом уэнал ли ты Димитрия? …
Шуйский.
Клянусъ теБе …
Борис.
Нет, Шуйский, не клянисъ.
Скажи, то Был царевич?

Òревожно следит эа Шуйским.

Шуйский эадумывается, как Бы припоминая.
Он!..
Борис.
Василий Иваныч! ß милостъ оБещаю,
Прошедшей лжи опалою напрасной не накажу.
Но, если ты хитришъ …
Головою сына клянусъ!

Гроэно.

ÒеБя постигнет элая каэнъ …

Пытливо, не сводя глаэ с Шуйского.

Òакая каэнъ …
Что сам Иван Василъич царъ

Глухо.

От ужаса во гроБе содрогнется!
Шуйский опустив голову.
Не каэнъ страшна –
Страшна твоя немилостъ.
Перед тоБой могу-ли я лукавитъ.

Нашептывает – вкрадчиво.

Òри дня в Óгличе, в соБоре,
ß труп младенца навещал.

Борис в силъном волнении.

Вокруг него тринадцатъ тел лежало
И по ним уж тление эаметно проступало.
Но лик царевича Был светел, чист и ясен;

Борис, в силъном волнении, отступает к креслу, в иэнеможении опускается в него и несколъко раэ отирает лицо платком.

ГлуБокая не эапекаласъ яэва,
Черты-ж лица совсем не иэменилисъ;
Каэалося в своей он колыБелъке спокойно спит,

Следя эа Борисом.

Сложивши ручки и в правой крепко сжав
Игрушку детскую, волчек …
Борис вне сеБя вскакивает, хватаясъ эа спинку кресла.
Доволъно, удалисъ!

Шуйский уходит, несколъко раэ оглядываясъ.

Борис дико смотрит вслед уходящему Шуйскому, потом в иэнеможении падает в кресло.
Óô! тяжело, дай дух переведу.
ß чувствовал вся кровъ
Мне кинуласъ в лицо
И тяжко опускаласъ.
О, совестъ лютая,
Как страшно ты караешъ!
Åжели в теБе пятно единое,
Åдиное случайно эавелося,
Как яэвой моровой душа сгорит,
Налъется сердце ядом,
И тяжко станет,
Как молотком стучит в ушах
Óкором и проклятъем.
И душит что-то!
И голова кружится …
В глаэах дитя окровавленное …

Вэдрагивает.

Вон.. вон там … что ýто … там в углу …

Приподнимается в ужасе.

Колышется, растет, Блиэится …
Дрожит и стонет …

Отступая.

Чур, чур, не я … не я твой лиходей!
Чур, чур, дитя! не я!.. народ …
Воля народа … чур, дитя!

Эакрываясъ руками, в Бессилии опускается у кресла на колени.

О, господи!
Òы не хочешъ смерти грешника …
Помилуй душу
Преступного царя Бориса!

Эанавес.

Основная редакция.

Внутренностъ царского терема в московском Кремле. Пышная оБстановка. Ксения плачет над портретом жениха. Öаревич эанят »Книгою Болъшого чертежа«. Мамка эа рукоделъем. Влево, в углу, часы с курантами.

Эанавес.

Ксения.
Где ты, жених мой;
Где ты, мой желанный!
Во сырой могилке,
На чужой сторонке;
Лежишъ одиноко,
Под камнем тяжелым …
Не видишъ ты скорБи,
Не слышишъ ты плача,
Плача голуБки,
Как ты, одинокой …

Плачет.

Феодор.
Ксения! не плачъ, голуБка!
Горе люто, правда,
Да не слеэами, не воплем
ИэБудешъ тяжкую кручину …
Ксения.
Ах, Федор!
Не мне он достался,
А сырой могилке!
Феодор.
Не томисъ, не кручинъся,
Ксения, голуБка!
Ксения.
Нет мне Болъше счастъя,
Ноет Бедное сердце …

Куранты приходят в движение.

Феодор укаэывая на часы.
Гляди-ко! часы пошли!
Куранты эаиграли!

Подводит Ксению.

А про те часы писано:

Мамка всматривается в часы.

Как часы и перечасъя эаБъют,
И в те поры в труБы и в варганы эаиграют,
И в накры; и люди выходят,
И люди те …
Ксения.
Жених ты мой, милый,
Милый мой, королевич!
Òоскует сердце …
По теБе, желанный!..

Плачет.

Феодор Мамке.
Глянъ-ко, мама, как живые,
Вишъ!
Мамка плюет и Быстро оБорачивается к Ксении.
Ау! полно, царевна, голуБушка!
Полно плакатъ, да уБиватъся.
Ксения.
Ах, грустно, мамушка,
Òак грустно!..
Мамка.
И, что ты, дитятко!
Девичъи слеэы, что роса:
Вэойдет солнышко, росу высушит.
Не клином свет сошелся!
Найдем мы жениха
И пригожего, и приветливого …
ЭаБудешъ про Ивана Королевича …
Ксения.
Ах, нет, нет, мамушка!
ß и мертвому
Буду ему верна.
Мамка.
Вот как! мелъком видела,
Óж иссохнула …
Скучно Было девице одной,
ПолюБился молодец лихой.
Как не стало молодца того,
РаэлюБила девица его.
Ýх, голуБка,
Òо-то твое горе!
Лучше прислушайка-съ,
Что я теБе скажу:

Подходит к Ксении.

Как комар дрова руБил,
Комар воду воэил,
Клопик тесто месил,
Комару оБед носил.
Налетела стрекоэа
На дъяковы на луга.
И давай крутитъ, мутитъ,
Сено в реку воротитъ.
Осерчал комар
Эа дъяков товар:
ПоБежал Бегом эа сеном,
Стал гонятъ стрекоэ поленом.
На комаръю на Беду,
Òо полено сорвалосъ,
По стрекоэам не попало,
РеБра комару сломало.
На подмогушку ему,
Раным рано, по утру,
Клоп лопату приволок,
Комару под самый Бок.
Да не вэдужил, иэнемог,
Комара поднятъ не смог.
Животочек надорвал …
Богу душенъку отдал …
Феодор.
Ýх, мама, мамушка,
Вот так скаэочка!
Вела эа эдравъе,
Свела эа упокой!
Мамка.
Ништо, царевич!
Алъ получше энаешъ?
Похвастайка-съ!
Мы слушатъ терпеливы …
Мы, ведъ, у Батюшки,
Öаря Ивана,
Òерпенъю оБучалисъ.
Ну-ка-съ!
Феодор.
Ой, мама!
Смотри, не вытерпешъ!
Сама подтянешъ.

Игра в хлест. Феодор увлекает Мамку в игру. ОБа ходят в круги, хлопая мерно в ладоши, стараясъ хлеснутъ, пятнатъ, друг друга.

Феодор.
Скаэочка про то и про се:
Как курочка Бычка родила,
Поросеночек яичко снес.
Скаэка поется,
Дурням не дается …

Феодор встает, становится против Мамки и, в течение песенки, Бъет в ладоши, делая по 1 удару на такт.

Òуру, туру, петушок,
Òы далеко-лъ отошел?
Эа море, эа море,
К Киеву городу.
Òам дуБ стоит раэвесистый,
На дуБу сыч сидит увесистый.
Феодор и Мамка.
Сыч глаэом моргнет,
Сыч песню поет:

Мамка вскакивает.

Дэинъ, дэинъ, передэинъ,
Постригули, помигули,
Òенъ, тенъ, потетенъ,
Эа колоду, да на пенъ!
Шагом, магом,
Четвертагом.

Мамка садится.

Феодор.
Как однова на селе
Эародили вороБъя:
Совсем вороБей,
Совсем молодой:
Клиноносенъкий,
Востроносенъкий.
Полетел вороБей
Прямо в гости к сычу,
Феодор и Мамка.
Стал шептатъ на ушко
Óсатому.
Мамка встает.
Парни дъяковы
Горох молотили,
Öепы поломали,
В овин поБросали,

Феодор и Мамка постепенно сходятся.

Овин эагорелся,
Полымем пышет,
Дъяку в окно
Стало видно его.
Феодор и Мамка.
Дъяк испугался,
Эалеэ под кадушку,
Щемил сеБе ушко …
Феодор.
Писаръ, с печи,
ОБорвал плечи.
Дъякова жена
Калачей напекла.
НаБежали пристава,
Все поели калачи …
Феодор и Мамка.
Сам наБолъший
С’ел корову, да Быка,
Семъсот поросят,
Одни ножки висят …
Феодор Бъет Мамку по плечу.
Õлест!

Входит Борис.

Мамка увидя Бориса, приседает к полу.
Ахти!

Феодор отходит к столику, и снова эанимается »Книгою Болъшого чертежа«.

Борис Мамке.
Чего?
Алъ лютый эверъ
Наседку всполохнул?
Мамка.
Öаръ государъ, помилуй!
Под старостъ-то пуглива Болъно стала.
Борис идет к царевне и оБнимает ее.
Что, Ксения?
Что, Бедная голуБка!
В невестах уж печалъная вдовица!
Все плачешъ ты о мертвом женихе.
Ксения.
О, государъ!
Не огорчайся ты слеэой девичъей!
Девичъе горе так легко, ничтожно
Перед твоею скорБъю!
Борис ласкает Ксению.
Дитя мое, моя голуБка!
Беседой теплою, с подругами в светлице,
Рассей свой ум от дум тяжелых

Öелует дочъ.

Иди, дитя!

Ксения уходит с Мамкой. Борис смотрит вслед дочери.

Борис подходит к сыну.
А ты, мой сын, чем эанят?

Óвидя геограôическую карту.

Ýто что?
Феодор.
Чертеж эемли Московской, наше царство,
Иэ края в край.

Покаэывая по »Болъшому чертежу«.

Вот видишъ: вот Москва,
Вот Новгород, а вот Каэанъ, Астраханъ.
Вот море – Каспий море;
Вот Пермские дремучие леса.
А вот СиБиръ.
Борис.
Как хорошо, мой сын!
Как с оБлаков, единым вэором,
Òы можешъ оБоэретъ все царство:
Границы, реки, грады.
Óчисъ, Феодор!
Когда ниБудъ, и скоро может Бытъ,
ÒеБе все ýто царство достанется.
Óчисъ, дитя! …

Феодор отходит в углуБление сцены и воэвращается к своим эанятиям; Борис идет к столу и садится в раэдумъи, переБирая свитки и пергаменты.

Борис.
Достиг я высшей власти.
Шестой уж год я царствую спокойно.
Но счастъя нет моей иэмученной душе!
Напрасно мне кудесники сулят
Дни долгие, дни власти Беэмятежной.
Ни жиэнъ, ни властъ,
Ни славы оБолъщенъя,
Ни клики толпы,
Меня не веселят!
В семъе своей я мнил найти отраду,
Готовил дочери веселый Брачный пир,
Моей царевне, голуБке чистой.
Как Буря, смертъ уносит жениха …

Эадумывается.

Òяжка десница гроэного судии,
Óжасен приговор душе преступной …
Окрест лишъ тъма и мрак непроглядный!
Õотя мелъкнул Бы луч отрады!
И скорБъю сердце полно,
Òоскует, томится дух усталый.
Какой то трепет тайный …
Все ждешъ чего-то …
Молитвой теплой, к угодникам Божъим,
ß мнил эаглушитъ души страданъя …
В величъи и Блеске власти Беэграничной,
Руси владыка,
ß слеэ просил мне в утешенъе …
А там донос:
Бояр крамола,
Коэни Литвы,
И тайные подкопы,
Глад и мор,
И трус, и раэоренъе …
Словно дикий эверъ
Рыщет люд, эачумленный;
Голодная, Бедная
Стонет Русъ …
И в лютом горе, ниспосланном Богом,
Эа тяжкий наш грех в испытанъе,
Виной всех эол меня нарекают,
Клянут на площадях имя Бориса!
И даже сон Бежит,
И в сумраке ночи
Дитя окровавленное встает …
Очи пылают,
Стиснув рученки,
Просит пощады ….

Глухо.

И не Было пощады!
Страшная рана эияет!
Слышится крик его предсмертный.

Вскакивает и тяжело опускается в кресло.

О, господи, Боже мой!
Мамки эа сценою.
Ай, кыш!
Борис тревожно.
Что такое?
Мамки.
Ай, кыш, кыш! Ахти!
Борис сыну-гневно.
Óэнай, что там случилосъ!
Мамки.
Кыш, кыш! Ай!
Борис в силъном раэдражении.
Ýк, воют то!
Мамки.
Кыш, кыш, кыш!
Ой, лихонъко! …

Входит Ближний Боярин и Бъет челом, протягивая руки.

Борис Боярину.
Òы эачем?
Мамки.
Кыш, кыш!
Борис присталъно смотрит на Боярина; с притворным спокойствием.
Что-ж молчишъ?
Ну!
Ближний Боярин.
Великий государъ! ÒеБе
Княэъ Василий Шуйский
Челом Бъет.
Борис.
Шуйский? эови!
Скажи, что рады видетъ княэя
И ждем его Беседы.
Ближний Боярин приподнимается и шепчет на ухо Борису.
Вечор, Пушкина холоп пришел с доносом
На Шуйского, Мстиславского и прочих,
И на хоэяина:
Ночъю тайная Беседа шла у них,
Гонец иэ Кракова приехал
И привеэ …
Борис гневно.
Гонца схватитъ!

Ближний Боярин уходит. Входит Феодор.

Ага, Шуйский княэъ!

Феодору, тревожно.

Ну, что?
С чего там дуры БаБы вэвыли?
Феодор.
Все попка наш.
Борис.
Попка?
Феодор.
Не пригоже Было-Б, отче государъ,
Óм твой державный утруждатъ
Расскаэом вэдорным.
Борис.
Нет, нет, дитя!
Все, слышишъ,
Все, как Было.

Ласкает сына.

Феодор опускается на пол и, опираясъ на колени отца, расскаэывает.

Феодор.
Попинъка наш сидел
С мамками в светлице,
Беэ умолку Болтал,
Весел Был и ласков.
К мамушкам подходил,
Просил чесатъ головку,
К каждой он подходил,
Черед им соБлюдая.
Мамка Настасъя
Чесатъ не эахотела,
Попинъка, осердясъ,
Наэвал мамку дурой.
Мамка, с оБиды что-лъ,
Õватъ его по шейке,
Попка как эакричит,
ДыБом встали перъя.
Ну, его уБлажатъ,
Óгощятъ его сластями,
Всем причетом молитъ,
Ласкатъ его, покБитъ.
Борис.
Ну, уж, дуры!
Феодор.
Да нет, не тут то Было!
Õмурый такой сидит,
Нос уткнувши в перъя,
Борис.
Åще Бы!
Феодор.
На сласти не глядит,
Что-то все Бормочет …
Вдруг к мамке подскочил,
Чесатъ что не хотела,
Давай ее долБитъ,
Òа и грохнулася оБ пол.
Òут мамки, со страстей,
Словно вэБеленилисъ,
Стали махатъ, кричатъ,
Попинъку эагнатъ хотели.
Да не в просак,
Попка каждую отметил.
Вот, отче государъ,
Они, глядишъ, и вэвыли,
Думу царскую твою
Думатъ помешали.
Вот, кажисъ, и все –
Все, как Было.
Борис люБовно ласкает сына.
Мой сын, дитя мое родное!
С каким искусством, как Бойко,
Òы вел свой расскаэ правдивый;
Как просто, Бесхитростно, ловко,
Сумел описатъ случай потешный.
Вот сладкий плод ученъя,
Истины светом ума окрыленъе.
О, если Бы я мог
ÒеБя царем увидетъ,
Руси правителем державным,
О, с каким восторгом,
Преэрев соБлаэны власти,
На то Блаженство я променял Бы
Посох царский.
Но когда, дитя, правителем ты станешъ,
Старайся иэБиратъ советников надежных;
Бойся Шуйского иэветов коварных,

Входит Шуйский.

Советник мудрый,
Но лукав и эол …
Шуйский кланяется в пояс.
Великий государъ, челом Бъю.
Борис вэдрогнув.
А, преславный вития,
Достойный коновод толпы Беэмоэглой;
Преступная глава Бояр крамолъных,
Öарского престола супостат.
Наглый лжец, трижды клятву преступивший.
Õитрый лицемер, лъстец лукавый,
Просвирня под шапкою Боярской,
ОБманщик, плут!
Шуйский.
При царе Иване,
(Покой господи его душу),
Шуйские княэъя не тем почетом отличалисъ.
Борис.
Что? Да царъ, Иван Василъич Гроэный,
Охотно Бы теБя на уголъках поджарил,
Сам, своею царскою десницей,
Ворочал Бы на них посохом желеэным,
Псалом священный напевая …
А мы не горды,
Нам люБо миловатъ надменного холопа.
Шуйский элоБно.
Öаръ!
Борис насмешливо.
Что? … Что скажешъ, Шуйский княэъ? …
Шуйский подчиненно.
Öаръ …

ПриБлижаясъ к Борису.

Åстъ … вести,
И вести важные для царства твоего …
Борис.
Не те-лъ, что Пушкину,
Или теБе там, чтолъ,
Привеэ посол потайный
От соприятелей,
Бояр опалъных?
Шуйский дерэко.
Да, государъ!
В Литве явился Самоэванец,
Королъ, паны и папа эа него!
Борис тревожно.
Чъим же именем
На нас он ополчитъся вэдумал …

Приподнимаясъ.

Чъе имя, негодяй, украл …
Чъе имя? …
Шуйский вкрадчиво.
Конечно, царъ, силъна твоя держава.

Борис ходит по сцене в силъном волнении.

Òы милостъю, раденъем и щедротой
Óсыновил сердца своих раБов,
Душою преданных престолу твоему.
Õотя и Болъно мне, великий государъ,
Õотя и кровъю мое сердце оБолъется,
Но от теБя таитъ не смею,

Борис останавливается.

Что, если, дерэости исполненный Бродяга,
С Литвы границу нашу перейдет

Феодор тревожно прислушивается к речи Шуйского.

К нему толпу, Бытъ может, привлечет
Димитрия воскреснувшее имя!
Борис вскочив.
Димитрия! …

Сыну.

Öаревич удалисъ!
Феодор.
О, государъ,
Доэволъ мне при теБе остатъся,
Борис в силъном волнении ходит по сцене.
Нелъэя … нелъэя, дитя!
Феодор.
Óэнатъ Беду,
Борис гневно.
Öаревич!
Феодор.
Гроэящую престолу твоему.
Борис.
Öаревич, повинуйся!

Феодор уходит. Борис идет вслед эа сыном и плотно эатворяет эа ним дверъ, потом Быстро подходит к Шуйскому.

Борис.
Вэятъ меры, сей же час,
ЧтоБ от Литвы Русъ оградиласъ эаставами,
ЧтоБ ни одна душа не перешла эа ýту гранъ …
Ступай! …

Вдруг останавливает Шуйского.

Нет! … Постой … постой, Шуйский!
Слыхал ли ты, когда ниБудъ,
ЧтоБ дети мертвые иэ гроБа выходили …
Допрашиватъ царей …
Öарей … эаконных,
ИэБранных всенародно,
Óвенчанных великим патриархом …
Õа, ха, ха …

Дико хохочет.

Что? … смешно? …

Õватая Шуйского эа ворот.

Чтож не смеешъся? … А?
Шуйский.
Помилуй, великий государъ!
Борис.
Слушай, княэъ!

Эаговариваясъ.

Когда великое свершилосъ элодеянъе …
Когда Беэвременно малютка погиБ …
И труп его на площади лежал окровавленный,
Òяжкой Болъю в сердцах Óгличан осиротелых отдаваясъ
И к мщенъю их вэывая …
Малютка тот … погиБший …
Был … Димитрий?
Шуйский.
Он!
Борис.
Василий Иваныч!
Крестом теБя и Богом эаклинаю,
По совести, всю правду мне скажи;
Òы энаешъ, я милостив:
Прошедшей лжи опалою напрасной не накажу.
Но если ты схитришъ,
Клянусъ теБе!
Придумаю я элую каэнъ,
Òакую каэнъ, что царъ Иван
От ужаса во гроБе содрогнется! …
Ответа жду!
Шуйский.
И ты не веришъ мне?
Óжели усомнился в преданном раБе твоем
И каэнъю лютою стращаешъ?
Не каэнъ страшна,
Страшна твоя немилостъ!

ПриБлижаясъ к Борису, почти вполголоса, следя эа Борисом. На сцене сумерки.

В Óгличе, в соБоре,
Пред всем народом, пятъ слишком дней
ß труп младенца навещал.
Вокруг него тринадцатъ тел лежало,
ОБеэоБраженных, в крови, в лохмотъях гряэных,
И по ним уж тление эаметно проступало;
Но детский лик царевича
Был светел, чист и ясен;
ГлуБокая, страшная эияла рана;
А на устах его непорочных

Борис отирает лицо платком и отступает к креслу.

ÓлыБка чудная играла;
Каэалося в своей он колыБелъке спокойно спит,
Сложивши ручки и в правой крепко сжав
Игрушку детскую..
Борис глухо.
Доволъно! …

Борис хватается эа ручку кресла, дает энак Шуйскому удалитъся. Шуйский уходит, оглядываясъ на Бориса.

Борис опускается в кресло.
Óô, тяжело! Дай дух переведу …
ß чувствовал вся кровъ
Мне кинуласъ в лицо
И тяжко опускаласъ.
О, совестъ лютая,
Как страшно ты караешъ! …

На сцене темнеет, часы с курантами приходят в движение.

Глухо.

Åжели в теБе пятно единое …
Åдиное случайно эавелося,
Душа сгорит, налъется сердце ядом,
Òак тяжко, тяжко станет,

Глухо.

Что молотом стучит в ушах
Óкором и проклятъем …
И душит что то … душит …
И голова кружится …
В глаэах … дитя … окровавленное!..

Бъет 8 часов. На часы и двигующиеся на них ôигуры падает слаБое отражение лунного света.

Вон … Вон там … что ýто … Òам в углу …
Колышется, растет … Блиэится …
Дрожит и стонет …
Чур, чур …

Как Бы отгоняя приэрак.

Не я … не я твой лиходей …
Чур, чур, дитя! …
Народ … Не я …
Воля народа!.. чур, дитя!..

В ужасе эакрывает лицо руками и в иэнеможении опускается на колени у кресла.

Господи!
Òы не хочешъ смерти грешника,
Помилуй душу
Преступного царя Бориса!

Эанавес падает.

Òретъе действие

Первая картина.

ÓБорная Марины Мнишек в Сандомирском эамке. Марина эа туалетом. Руэя уБирает ей голову. Девушки эанимают Марину песнями.

Эанавес.

Õор Девушек.
На Висле лаэурной,
Под ивой тенистой,
Чудный цветочек,
Снега Белее,
В эеркалъные воды
Лениво глядится,
ЛюБуясъ своею
Роскошной красою.
Над чудным цветочком,
Блистая на солнце,
Рой БаБочек реэвых
Играет, кружится;
Плененный дивной красою
Öветочка,
Нежных листочков
Не смеет коснутъся.
И чудный цветочек,
Кивая головкой,
В эеркалъные воды
Лениво глядится.
Марина горничной.
Алмаэный мой венец!
Õор Девушек.
А в эамке веселом
Панна красотка,
Öветочка речного
Краше, милее,
Краше цветочка,
Белее, нежнее,
На славу и радостъ
Всего Сандомира
Роскошно цветет.
Не мало молодцев,
Блестящих и энатных,
В неволъном смущенъи
Пред нею преклонялисъ,
ÓлыБку красотки
Блаженством считая,
Ó ног чародейки
Весъ мир эаБывая.
А панна красотка
Лукаво смеяласъ
Над речъю люБовной,
Над страстъю их пылкой,
Òомленъям и мукам
Сердец их смущенных
Не внемля.
Марина девушкам.
Доволъно!..

Встает.

Красотка панна Благодарна
Эа ласковое слово
И эа сравненъе
С тем цветочком чудным,
Что Белее снега.
Но, панна Мнишек, недоволъна:
Ни речъю вашей лъстивой,
Ни Бессмысленным намеком
На каких-то молодцев Блестящих,
Что целою толпою
Ó ног ее лежали,
В Блаженстве утопая …
Нет, не ýтих песен нужно панне Мнишек;
Не похвал красе своей от вас ждала я …
А тех песенок чудесных,
Что мне няня напевала:
О величъи, о поБедах
И о славе воев полъских,
О всемощных полъских девах,
О поБитых иноэемцах …
Вот, что нужно панне Мнишек,
Ýти песни ей отрада!

Девушкам.

Ступайте!

Девушки откланиваются и уходят. Руэе.

Òы, Руэя, мне не нужна сегодня;
Отдохни …

Руэя уходит.

Скучно Марине,
Ах, как скучно!
Как томителъно и вяло
Дни эа днями длятся.
Пусто, глупо так, Бесплодно;
Öелый сонм княэей и граôов,
И панов велъможных,
Не раэгонит скуки адской.
Лишъ там, в туманной дали,
Эоръка ясная Блеснула;
Òо московский проходимец
Панне Мнишек приглянулся.
Мой Димитрий, мстителъ гроэный,
Беспощадный,
Божий суд и Божъя кара,
Эа царевича, малютку,
Жертву власти ненасытной,
Жертву алчности и элоБы
Öаря элодея, Годунова.
РаэБужу магнатов сонных,
Блеском элата и доБычи
Эаманю я шляхту.
А теБя, мой самоэванец,
Мой люБовник томный,
Опою теБя слеэами
Страсти жгучей,
Эадушу теБя в оБ’ятъях,
Эацелую, милый
Мой царевич, мой Димитрий,
Мой жених наэваный.
Нежным лепетом люБовным
Слух твой очарую.
Панне Мнишек слишком скучны:
Страсти томной иэлиянъя,
Пылких юношей моленъя,
Речи пошлые магнатов.
Панна Мнишек славы хочет,
Панна Мнишек власти жаждет! …
На престол царей Московских
ß царицей сяду,
И, в порôире элатотканной,
Солнцем эаБлистаю.
А красой своей чудесной,
ß сражу тупых москалей
И стада Бояр кичливых
Битъ челом сеБе эаставлю.
И прославят в Скаэках, Былях,
НеБылицах,
Гордую свою царицу
Òупоумные москали! …
Õа, ха, ха!

Эаливается смехом, идет к двери и останавливается у эеркала, люБуясъ и поправляя свой венец. Óвидя в эеркале иеэуита, в смиренной поэе стоящего у самой двери, вскрикивает.

А!.. ах, ýто вы, мой отец! …
Рангони.
Доэволит ли ничтожному раБу господню,
Красою неэемной Блистающая панна,
Проситъ внимания …

Кланяясъ.

Марина.
Отец мой, вы не проситъ должны:
Марина Мнишек дочеръю послушною
Была и Будет
Святой, апостолъской и нераэделъной церкви.
Рангони.
Öерковъ Божия оставлена, эаБыта:

ПриБлижаясъ к Марине.

Лики светлые святых поБлекли,
Веры живой источник чистый глохнет,
Огнъ кадилъниц Благовонных меркнет,
Эияют раны святых страстотерпцев,
СкорБъ и стоны в оБителях горних,
Лъются слеэы пастырей смиренных!
Марина.
Отец мой! Вы … смущаете меня.
Болъю жгучею речъ ваша скорБная
В слаБом моем сердце отдается.
Рангони.
Дочъ моя! … Марина! …
Провоэвести еретикам москалям
Веру правую!
ОБрати их на путъ спасенъя,
Сокруши дух раскола греховный.
И прославят Марину святую,
Пред престолом творца лучеэарным,
Ангелы господни!
Марина под впечатлением – восторженно.
И прославят Марину святую,
Пред престолом творца лучеэарным,
Ангелы господни!

Одумавшисъ.

Ó! грех какой!
Отец мой, соБлаэном страшным
Вы искусили душу грешную,
Неопытной и ветренной Марины …
Не мне, привыкшей к Блеску,
В вихре света и пиров веселых,
Нет, не мне на долю пало,
Прославитъ церковъ Божъю.
ß Бессилъна …
Рангони.
Красою своею плени Самоэванца!
Речъю люБовною, нежною, пылкою,
Страстъ эарони в его сердце.
Пламенным вэором, улыБкой чарующей
Раэум его покори.
Преэри суеверный, нелепый страх
Óгрыэений совести жалкой,
Бросъ предрассудок, пустой и эаБавный,
Девичей стыдливости, ложной и вэдорной.
Порою гневом притворным,
Каприэною прихотъю женской,
Порою тонкою лестъю,
Илъ ловкl#1080;м оБманом
Искуси его,
ОБолъсти его.
И, когда истомленный,
Ó ног твоих дивных,
В восторге Беэмолвном,
Ждатъ Будет велений,
Клятву потреБуй
Святой пропаганды!
Марина с досадой.
Òого ли мне нужно! …
Рангони строго.
Как? … и ты дерэаешъ
Противитъся церкви!
Åсли эа Благо приэнано Будет,
Должна ты пожертвоватъ тотчас,
Беэ страха, Беэ сожаленъя …
Честъю своею!
Марина гневно.
Что? … дерэкий лжец!
Кляну твои речи лукавые,
Сердце твое раэвращенное,
Кляну теБя, всей силой преэрения.
Рангони отступая к двери.
Марина! …
Марина.
Прочъ с глаэ моих!
Рангони постепенно наступая.
Пламенем адским
Глаэа твои эасверкали,
Óста искаэилисъ,
Щеки поБлекли;
От дуновенъя нечистого
Исчеэла краса твоя.
Марина под влиянием суеверного страха.
О, Боже, эащити меня!
Боже, научи меня!
Рангони.
Духи тъмы тоБой овладели,
Гордыней Бесовской твой ум помрачили;

ПриБлижаясъ.

В гроэном величъи, на крылъях адских,
Сам сатана парит над тоБою! …
Марина.
А! …

Вскрикивает и падает к ногам Рангони.

Рангони как над доБычею.
Смирисъ пред Божъим послом!
Предайся мне, всей душою,
Всем помыслом,
Желанъем и мечтою;
Моею Будъ раБой!

Эанавес.

Вторая картина.

Эамок Мнишка в Сандомире. Сад. Фонтан. Лунная ночъ.

Эанавес.

Самоэванец выходит иэ эамка, мечтая.
В полночъ … в саду … у ôонтана …
О, голос дивный!
Какой отрадой
Òы мне наполнил сердце! …

ПриБлижаясъ к ôонтану.

Придешъ ли ты, желанная,
Придешъ ли, голуБка моя,
Легкокрылая.
Алъ не вспомянешъ ты
Буйного сокола,
Что по теБе грустит,
Надрывается.
Приветом ласковым,
Речъю нежною
Òы утоли муку сердца
Беэысходную.

ОБратясъ к эамку.

Марина! … Марина! …

ПриБлижаясъ к эамку.

Откликнисъ, о, откликнисъ! …
Приди … приди …
ß жду теБя! …
Нет! … нет ответа ….

Эадумывается.

Иэ-эа угла эамка, оглядываясъ, крадется иеэуит.

Рангони.
Öаревич!
Самоэванец.
Опятъ эа мной!
Как тенъ преследуешъ меня.
Рангони.
Светлейший, доБлестный царевич!
ß послан к вам
Гордою красавицей Мариной …
Самоэванец.
Мариной! …
Рангони.
Послушной, нежной дочеръю,
Мне неБом врученной.
Она умоляла скаэатъ вам,
Что много насмешек элоБных
Пришлосъ перенестъ ей,
Что вас она люБит,
Что Будет к вам ….
Самоэванец.
О, если ты не лжешъ,
Åсли не сам Сатана
Шепчет те речи чудесные ….
Воэнесу ее, голуБку,
Пред всею русской эемлей,
Воэведу ее с соБою
На царский престол,
Ослеплю ее красою
Православный люд!

Всматривается в иеэуита.

Элой демон!
Òы, как татъ ночной, эакрался мне в душу,
Òы вырвал иэ груди моей приэнанъе …
Òы о люБви Марины лгал? …
Рангони.
Лгал? … я лгал?
И перед тоБой, Öаревич? …
Да по теБе одном
И денъ и ночъ она томится и страдает,
О судъБе твоей эавидной
В ночной тиши мечтает.
О, если-Б ты люБил ее,
Åсли Бы энал ее терэанъя,
Гордых панов насмешки,
Эавистъ их жен лицемерных,
Пошлые сплетни, Бредни пустые
О тайных свиданъях, о поцелуях,
Рой оскорБлений невыносимых;
О, ты не отверг Бы тогда
МолъБы моей скромной, моих уверений,
Ложъю не наэвал Бы муку Бедной Марины.
Самоэванец.
Доволъно!
Слишком много упреков,
Слишком долго скрывал я от людей
Свое счастъе!

Сосредоточенно.

ß эа Марину грудъю стану,
ß допрошу панов надменных,
Коварство жен их Бесстыдных раэрушу.
ß осмею их жалкую элоБу,
Пред целой толпою Беэдушных паненок
Откроюсъ в люБви Беэграничной Марине,

Пылко.

ß Брошусъ к ногам ее, умоляя,
Не отвергатъ пылкой страсти моей,
Бытъ мне женою, царицею, другом …
Рангони в сторону.
Вспомоществуй, святой Игнатий!
Самоэванец Иеэуиту.
Òы, отрекшийся от мира,
Проклятъю предавший все радости жиэни,
Мастер великий в люБовном искусстве,
Эаклинаю теБя, всей силой клятвы твоей,
Всей силой жажды Блаженства неБесного!
Веди меня к ней,
О, дай увидетъ ее,
Дай скаэатъ о люБви моей,
О страданъях моих,
И нет той цены, что смутила-Б меня!
Рангони.
Смиренный, грешный Богомолец
Эа Ближних своих,
О страшном дне последнего суда,
О гроэной каре господней,
Грядущей в тот денъ,
Всечасно помышляющий,
Òруп, давно отживший,
Õладный каменъ
Может ли желатъ
Сокровищ жиэни!
Но если, Димитрий, внушенъем Божъим,
Не отвергнет желаний смиренных:
Не покидатъ его как сына,
Следитъ эа каждым шагом его и мыслъю,
Беречъ и охранятъ его …
Самоэванец.
Да, я не расстанусъ с тоБой,
Òолъко дай мне увидетъ Марину мою,
ОБнятъ ее …
Рангони.
Öаревич, скройся!
Самоэванец.
Что с тоБой?
Рангони.
ÒеБя эастанет эдесъ
Òолпа пирующих магнатов.
Óйди, Öаревич!
Óмоляю, уйди!
Самоэванец.
Пустъ идут, я встречу их с почетом,
По сану, доБлести и чести …
Рангони.
Опомнисъ, Öаревич.
Òы погуБишъ сеБя,
Òы выдашъ Марину,
Óйди скорее!

Силою уводит Самоэванца эа сцену. Иэ эамка, с Балкона, выходит толпа гостей. Впереди Марина под руку со старым паном. Гости попарно проходят череэ сцену в сад. Марина покаэывается иэ сада, под руку со старым паном.

Марина.
Вашей страсти я не верю, пане!
Ваши клятвы, уверенъя, все напрасно!..
И не можете вы, пане …

Óходит в сад.

Гости.
И Московско царство мы полоним живо!
И москалей пленных
Приведем к вам, панни!
А войска Бориса
РаэоБъем наверно!
Ну, так что же, пане,
Что же медлитъ, паны …

Óходя в сад.

На Москву скорей идите
И Бориса в плен Берите …

Воэвращаясъ иэ сада в эамок.

Для Речи Посполйтой
Нужно раэоритъ гнеэдо москалей!..
Марина не сумеет.
Красива, но суха,
Надменна, эла …
Марина с Балкона, входя в эамок, гостям.
Вина, вина, панове!
Гости.
Да эдравствует, Марина!

Следуя эа Мариной в эамок.

Пъем Бокал во эдравъе Мнишков!
Венгерским чествоватъ Марину!
Во славу царского венца Марины!

Эа сценой.

Виват, виват, виват!
Самоэванец вБегает, отряхиваясъ.
Иеэуит лукавый, крепко сжал меня
В когтях своих проклятых,
ß толъко мелъком, иэдали,
Óспел вэглянутъ на дивную Марину,
Óкрадкой встретитъ Блеск, чарующий,
Очей ее чудесных.
А сердце Билосъ силъно,
Òак силъно Билосъ,
Что, не раэ, толкало с Боя вэятъ своБоду,
Подратъся с покровителем неэванным,
Отцом моим духовным!..
Под Болтовню несносную его речей,
До наглости лукавых,
ß видел под руку с паном БеээуБым,
Надменную красавицу Марину;
Пленителъной улыБкою сияя,
Прелестница шептала:
О ласке нежной,
О страсти тихой,
О счастъи Бытъ супругой …
Супругой БеээуБого кутилы!
Когда судъБа сулит ей
ЛюБви Блаженство и славу,
Венец элатой,
И царскую порôиру!..
Нет, к черту все!
Скорее в Бранные доспехи
Шелом и меч Булатый,
И на коней! Вперед!
На смертный Бой!
Мчатъся в главе дружины хороБрой,
Встретитъ лицом к лицу вражъи полки,
С Боя, со славой, вэятъ наследный престол!
Марина входит.
Димитрий! царевич! Димитрий!
Самоэванец выходя иэ-эа дерева.
Она! Марина!

Бросаясъ к Марине.

Эдесъ, моя голуБка,
Красавица моя!
Как томителъно, как долго,
Длилисъ минуты ожиданъя,
Сколъко мучителъных сомнений,
Сердце терэая, светлые думы мои омрачали,
ЛюБовъ мою и счастъе проклинатъ эаставляли…
Марина.
Энаю, все энаю!
Ночей не спишъ, мечтаешъ ты,
И денъ, и ночъ мечтаешъ
О своей Марине!
Не для Бесед люБовных,
Не для речей пустых и вэдорных
ß пришла к теБе.
Наедине с соБою
Òы можешъ млетъ и таятъ
От люБви ко мне.
Самоэванец.
Марина?
Марина.
Меня не удивят, ты должен энатъ,
Ни жертвы, ни даже смертъ твоя
Иэ-эа люБви ко мне.
Когда-ж царем ты Будешъ на Москве?
Самоэванец.
Öарем?
Марина, ты пугаешъ сердце!
Óжели властъ, сияние престола,
Õолопов подлых рой,
Их гнусные доносы
В теБе могли Бы эаглушитъ
Святую жажду люБви вэаимной,
Отраду ласки сердечной,
ОБ’ятий жарких и страстных,
Восторгов, чарующую силу!
Марина.
Конечно!
Мы и в хижине уБогой
Будем счастливы с тоБой;
Что нам слава,
Что нам царство?
Мы люБовъю Будем житъ одной!
Åсли вы, Öаревич,
Одной люБви хотите
В Московии у вас
Найдется не мало женщин
ДеБелых, румяных,
Бровъ соБолиная …
Самоэванец.
Что наши женщины!
В пуховиках валятъся,
Млетъ и таятъ
ЛюБо им!
Шепни хотъ слово о люБви,
Раскиснут так,
Что тошно станет!
ÒеБя, теБя одну, Марина,
ß оБожаю
Всей силой страсти,
Всей жаждой неги
И Блаженства.
Сжалъся над скорБъю
Истерэанной души моей …
Не отвергай меня!
Марина.
Òак не Марину,
Вы толъко женщину во мне люБили?
Лишъ престол царей московских,
Лишъ порôира и венец элатой
Искуситъ … меня … могли Бы.
Самоэванец.
Òы ранишъ сердце мне, жестокая Марина,
От слов твоих могилъный хлад на душу веет.
Видишъ, я у ног твоих,
Ó ног твоих молю теБя:
Не отвергай люБви моей Беэумной!
Марина отталкивает Самоэванца ногой.
Встанъ, люБовник нежный.
Не томи сеБя молъБой напрасной.
Встанъ страдалец томный!
Мне жалъ теБя, мой милый,
Иэнемог ты, истомился
От люБви к своей Марине,
Денъ и ночъ о ней мечтаешъ,
ЭаБыл и думатъ о престоле,
О БоръБе с царем Борисом …
Прочъ, Бродяга дерэкий!
Самоэванец.
Марина, что с тоБой?
Марина.
Прочъ, приспешник панский!
Самоэванец.
Что с тоБой?
Марина.
Õолоп!
Самоэванец.
Стой, Марина!
Мне чудилосъ,
Òы Бросила укором тягостным
Моей минувшей жиэни …
Лжешъ, гордая полячка!
Öаревич я!
Со всех концов Руси
Вожди стеклися.
Эаутра в Бой летим
В главе дружин хороБрых,
Славным витяэем
Прямо в Кремлъ московский,
На отчий престол,
Эавещанный судъБой!
Но, когда царем я сяду,
В величъи неприступном,
О, с каким восторгом
ß насмеюсъ над тоБой.
О, как охотно я посмотрю на теБя,
Как ты, потерянным царством терэаясъ,
РаБою послушною, Будешъ полэти
К подножъю престола моего.
Всем тогда смеятъся я велю
Над дурою шляхтянкой …
Марина.
Смеятъся!..
О, царевич, умоляю
Не кляни меня эа речи элые мои.
Не укором, не насмешкой,
Но чистой люБовъю,
Жаждой славы твоей,
Жаждой величъя
Эвучат они в тиши ночной,
Мой милый, коханый мой.
Не иэменит теБе твоя Марина!
ЭаБудъ, о, эаБудъ о ней,
ЭаБудъ о люБви своей,
Скорее на царский престол!
Самоэванец.
Марина!
Адскую муку души моей
Не растравляй люБовъю притворной!
Марина.
ЛюБлю теБя, мой коханый,
Мой повелителъ!
Самоэванец.
О, повтори, повтори, Марина!
О, не дай остытъ наслажденъю,
Дай душе отраду, моя чаровница,
Жиэнъ моя!
Марина опускается на колени.
Öаръ мой!
Самоэванец.
Встанъ, царица моя
Ненаглядная!
Марина.
О, как сердце мое оживил ты,
Повелителъ мой!..
Самоэванец.
Встанъ, оБними желанного!..

Öелует Марину.

Рангони проходит по сцене и, во время поцелуя, останавливается, в восторге от одержанной им поБеды. Иэдали.
Ó!
Марина.
О, мой Димитрий!
Войско давно ждет теБя,
Спеши в Москву, на царский престол!
Самоэванец.
Моя Марина!
Скоро-лъ Блаженства миг настанет,
Скоро-лъ счастъя желанный денъ придет!
Рангони.
О, голуБки мои!
О, как вы просты, как нежны!
С томным вэором,
В жарких оБ’ятъях.
ДоБыча верная моя!

Эанавес опускается.

Четвертое действие.

Предварителъная редакция.

Первая картина.

Площадъ перед соБором Василия Блаженного в Москве. Òолпа оБнищавшего народа Бродит по сцене. Женщины сидят поодалъ и в сторонке, по направлению от Бокового выхода соБора. Пристава часто мелъкают в толпе.

Эанавес.

Входит кучка мужчин от соБора; впереди Митюха.

Голоса в Народе.

Первый.
Что, отошла оБедня?
Второй.
Да. Óж проклинали того.
Òретий.
Кого ýто?
Второй.
А Гришку то,
Гришку Отрепъева.
Первый.
Вот что.
Митюха.
Вышел ýто, Братцы, дъякон
Эдоровенный, да толстый,
Да как гаркнет:
»Гришка Отрепъев анаôема!«
Первый.
Чего, чорт!
Òретий.
Что ты Брешешъ!
Первый.
Алъ Белены оБ’елся?
Митюха.
Вэаправду, Братцы!
Вторая Частъ Народа.
Вэаправду, Братцы!
Вот так-таки хватил:
Гришка Отрепъев, говорит,
Анаôема!
Первая Час
#1090;ъ Народа.
Õа, ха, ха! Да ну их!
Öаревичу плеватъ,
Что Гришку проклинают.
Нешто он Гришка!
Вторая Частъ Народа.
Вестимо!
Митюха.
А царевичу пропели
Вечную памятъ.
Народ.
Вона! час от часу не легче.
Живому-то?
Вот БеэБожники-то, право!
Живому Öаревичу!
Ну, погоди ужо!
Эадаст он энатъ Борису!

Оглядываются.

Óж под Кромы, Бают, подошел.
Идет с полками на Москву.
Громит по всем концам
Борисовы полки.
ПоБедный путъ ведет его
На отчий престол царей православных,
На помощъ нам,
На смертъ Борису
И Борисовым щенкам!
Старики.
Что вы, что вы!
Òише, черти!
Алъ дыБу, да эастенок поэаБыли!

Чешут в эатылках, переглядываются и снова Бродят по сцене.

Òолпа Малъчишек эа сценой.
Òррр, тррр, тррр, тррр!
Желеэный колпак, желеэный колпак!
Òррр, тррр, тррр, тррр!
Желеэный колпак, желеэный колпак!
Óлю, лю, лю, лю! Òррр!

На сцену вБегает Юродивый в веригах, эа ним толпа малъчишек. Частъ народа эамахивается на малъчишек, те отскакивают. Юродивый садится на каменъ, штопает лапотъ и поет, покачиваясъ.

Юродивый.
Месяц едет,
Котенок плачет,
Юродивый вставай,

Малъчишки, спустя несколъко времени, окружают Юродивого.

Богу помолися,
Õристу поклонися.
Õристос, Бог наш,
Будет в¸дро,
Будет месяц,

Рассеянно.

Будет в¸дро …
Месяц …
Малъчишки.
Эдравствуй, эдравствуй,
Юродивый Иваныч!
Встанъ, нас почествуй,
В пояс поклонися нам,
Колпачек то скинъ!
Колпачек тяжел!

Щелкают по колпаку.

Дэинъ, дэинъ, дэинъ.
Ýк эвонит!
Юродивый.
А у меня копеечка естъ.
Малъчишки.
Шутишъ!
Не надуешъ нас, неБойсъ!
Юродивый ищет копеечку. Покаэывая копеечку.
Вишъ!
Малъчишки.
Фитъ!

ÓБегают к женщинам.

Юродивый плачет.
А, а, а! ОБидели Юродивого!
А, а! отняли копеечку!
А, а, а!

Иэ соБора начинается царское шествие; Бояре раэдают милостыню. Женщины и малъчишки у паперти. Мужчины на сцене.

Народ.
Кормилец Батюшка, подай Õриста ради!
Старики.
Öаръ, царъ идет!
Народ.
Отец наш, государъ, Õриста ради!

На коленях.

Öаръ государъ, подай Õриста ради!
Кормилец Батюшка, пошли ты нам милостынъку,
Õриста ради!

Покаэывается Борис, эа ним Шуйский и Бояре. Женщины и малъчишки, сопровождая царя и приБлижаясъ к авансцене.

Государъ Батюшка, Õриста ради!
Наш Батюшка, подай нам!

На коленях.

ÕлеБа, хлеБа дай голодным!
ÕлеБа, хлеБа, хлеБа! подай нам Батюшка,
Õриста ради!

Кланяются в эемлю.

Юродивый.
А, а, а!

Óвидя Бориса.

Борис, а Борис!
ОБидели Юродивого!
А, а, а!
Борис останавливается перед Юродивым.
О чем он плачет?
Юродивый.
Малъчишки отняли копеечку,
Вели-ка их эареэатъ,
Как ты эареэал маленъкого Öаревича.
Шуйский.
Молчи, дурак!
Схватите дурака!
Борис останавливая повелителъным жестом Шуйского.
Не тронъте!..
Молисъ эа меня, Блаженный!..

Óходит.

Юродивый вскакивая.
Нет, Борис!
Нелъэя, нелъэя, Борис!

Народ, в ужасе, расходится, оглядываясъ на свиту Бориса.

Нелъэя молитъся
Эа царя Ирода!..
Богородица не велит.

Смотрит в недоумении по сторонам. Садится на каменъ и штопает лапотъ.

Лейтесъ, лейтесъ, слеэы горъкие,
Плачъ, плачъ, душа православная.
Скоро враг придет
И настанет тъма,
Òеменъ темная,
Непроглядная.
Горе, горе Руси.
Плачъ, плачъ русский люд,
Голодный люд!

Оэирается. Штопает лапотъ.

Эанавес опускается.

Первая картина.

Грановитая палата в московском Кремле. По Бокам скамъи. Направо выход на Красное крылъцо, налево в терема. Справа, Ближе к рампе, стол, крытый алым Бархатом, с писъменными принадлежностями. Левее царское место. Чреэвычайное эаседание Боярской Думы.

Эанавес.

Слева иэ теремов выходит Щелкалов с грамотою в руке и кланяется Боярам, отдающим поклон.

Щелкалов.
Сановитые Бояре!

Бояре встают.

Великий государъ, царъ Борис Феодорович,
С Благословения великого святейшего отца
И патриарха всея Руси, велел вам оБ’явитъ:

Читает.

»РаэБойник, вор, Бродяга Беэыэвестный,
Элодей и Бунтовщик,
Восставший мятежем с толпой наемников голодных
И именем царевича наэвавшисъ,
СеБя царем исконным величая,
Сопутствуем Боярами опалъными
И всякой сволочъю литовской,
Эадумал сокрушитъ трон Борисов
И вас, Бояр, к тому-ж надменно приглашает,
О чем элодейские укаэы раэослал«.

Свертывает грамоту. Бояре садятся.

Òого ради, Благословясъ,
Над ним правдивый суд ваш сотворите.
Бояре слева.
Чтож? пойдем на голоса, Бояре.
Бояре справа.
Вам первым начинатъ, Бояре.
Бояре слева.
Да наше мнение давно готово.

Щелкалову.

Пиши, Андрей Михайлыч.

Вставая.

Элодея, кто-Б ни Был он, скаэнитъ …
Бояре справа.
Стой, Бояре!
Вы прежде иэлови,
А там скаэни, пожалуй.
Бояре слева; садясъ.
Ладно.
Бояре справа.
Ну, не совсем-то ладно.
Бояре слева.
Да ну, Бояре, не сБивайте!

Встают.

Элодея, кто-Б ни Был он,
Иматъ и пытатъ на дыБы крепко.
А там скаэнитъ и труп его повеситъ;
Пустъ клюют враны голодные!

Кланяются и садятся.

Бояре справа; вставая.
Òруп его предатъ сожженъю
На лоБном месте всенародно.
И трижды проклястъ тот прах поганый.
И раэвеятъ прах проклятый
Эа эаставами по ветру.
Все Бояре Встают по частям и подходят к столу.
ЧтоБ и след простыл на веки
ПоБродяги самоэванца …

Садятся, кланяясъ.

Бояре слева; встают.
И каждого, кто с ним единомыслит, скаэнитъ.
Бояре справа; встают.
И труп к поэорному столБу приБитъ.
О чем укаэы раэослатъ повсеместно.
Все Бояре встают.
По селам, городам и по посадам,
По всей Руси
Читатъ в соБорах и церквах,
На площадях и сходах.
И господа молитъ, коленопреклоненно,
Да сжалится над Русъю, многострадалъной.

Молчание.

Бояре в сторону, вполголоса.
Жалъ, Шуйского нет княэя;
Õотъ и крамолъник,

Входит Шуйский, медленно и всматриваясъ в толпу Бояр.

А Беэ него, кажисъ,
Не ладно вышло мненъе.
Шуйский кланяется.
Простите мне, Бояре.
Бояре в сторону.
Ýк, легок на помине!
Шуйский.
Поэапоэдал маленъко,
Не во время пожаловатъ иэволил …
Дела, эаБоты тяжкие,
Легко-ли право! …
Бояре.
Стыдился Бы, Василъ Иваныч,
В твои лета крамолою постыдной эаниматъся!
Народ на площадях мутитъ!
Что жив Öаревич эаверятъ …
Шуйский испуганно.
Ой! Что вы, Бояре!
ПоБойтесъ Бога!
Могу-ли я во дни великой скорБи,
В сеБе нося кручину Руси целой,
Могу-ли я крамолам предаватъся?
Все наговоры элые,
Все недруги.

В сторону.

И эа что не люБят!

Подходя к Боярам.

Вот и теперъ,
ЛюБя вас всей душой, Бояре,
Õочу предупредитъ.

Бояре окружают его.

Намедни, уходя от государя,
СкорБя всем сердцем,
Радея о душе царевой,
ß в щелочку …. случайно … эаглянул.
О, что увидел я, Бояре!
Бледный, холодным потом оБливаясъ,
Дрожа всем телом,
Несвяэно Бормоча какие-то слова чудные,
Гневно очами сверкая,
Какой-то мукой тайной терэаясъ,
Страдалец государъ томился.
Вдруг посинел,
Глаэа уставил в угол,
И страшно стеня и чураясъ …
Бояре.
Лжешъ! лжешъ, княэъ!
Шуйский.
К Öаревичу, погиБшему, вэывая …
Бояре с ужасом.
Что?..
Шуйский.
Приэрак его Бессилъно отгоняя …

Входит Борис, чураясъ и отгоняя приэрак, и приБлижается в силъном волнении к авансцене.

Чур … чур, шептал.
Борис.
Чур, чур!
Шуйский.
Чур, дитя!
Щелкалов эавидя Бориса.
Òише! царъ! … царъ! …
Борис.
Чур, чур!
Бояре.
Господи! …

Отступают, следя эа Борисом.

Борис.
Чур, дитя!
БОßРÅ.
О, господи!
С нами крестная сила! …
Борис приБлижаясъ к рампе.
Чур, чур!
Кто говорит: уБийца?
ÓБийцы нет!
Жив, жив малютка.
А Шуйского,
Эа лживую присягу,
Четвертоватъ!
Шуйский в ужасе, как Бы осеняя Бориса.
Благодатъ господня над тоБой!
Борис Прислушиваясъ.
А?

Приходя в сеБя, Болеэненно.

ß соэвал вас, Бояре,

Идет к царскому месту.

На вашу мудростъ полагаюсъ;

Садится.

В годину Бед и тяжких испытаний
Вы мне помощники, Бояре.
Шуйский подходя и кланяясъ.
Великий государъ!
Доэволъ мне,
Нераэумному, смиренному раБу,
Слово молвитъ …
Эдесъ, у Красного крылъца,
Старец смиренный ждет соиэволенъя
Предстатъ пред очи твои светлые.
Муж правды и совета,
Муж жиэни Беэупречной,
Великую он тайну поведатъ хочет.
Борис.
Бытъ так. Эови его!

Шуйский уходит.

Беседа старца,
Бытъ может, успокоит
Òревогу тайную
Иэмученной души! …

Шуйский покаэывается, эа ним Пимен. Пимен входит, осматривая соБрание, останавливается в дверях, присталъно смотря на Бориса, потом подходит к нему.

Пимен.
Смиренный инок,
В делах мирских не мудрый судия,
Дерэает днесъ податъ свой голос …
Борис тревожно.
Расскаэывай, старик,
Все, что энаешъ …
Беэ утайки.
Пимен.
Расскаэ мой Будет прост и краток,
Бесхитростная повестъ
О дивном промысле господнем! …
Однажды, в вечерний час,
Пришел ко мне пастух,
Óже маститый старец,
И тайну мне чудесную поведал:
»Åще реБенком,« скаэал он,
»ß ослеп и с той поры
Не энал ни дня, ни ночи,
До старости.
Напрасно я лечился
И эелием, и тайным нашептанъем,
Напрасно я иэ кладеэей святых
Кропил водой целеБной очи …
Напрасно!
И так я к тъме своей привык,
Что даже сны мои
Мне виденных вещей уж не являли,
А снилисъ толъко эвуки.
Раэ, в глуБоком сне, вдруг слышу …
Детский голос эовет меня,

Борис вэдрагивает, тревожно вслушивается и приходит в волнение.

Òак внятно эовет:
»Встанъ, дедушка, встанъ!
Иди ты в Óглич град,

Борис приподнимается и отирает лицо платком.

Эайди в соБор ПреоБраженъя,
Òам помолисъ ты над моей могилкой;
Энай, дедушка: Димитрий я, царевич;
Господъ приял меня в лик ангелов своих
И я теперъ Руси великий чудотворец« …

Борис опускается в кресло.

Проснулся я … подумал …
Вэял с соБою внука
И в далъний путъ поплелся.
И толъко-что склонился над могилкой,
Òак хорошо вдруг стало

Борис в силъном волнении и слушает с напряженным вни манием.

И слеэы полилисъ,
ОБилъно, тихо полилисъ,
И я увидел и Божий свет,
И внука, и могил ….
Борис вскрикивает и хватается эа сердце.
Ой, душно! душно! свету!

Пимен Быстро уходит. Бояре Бросаются на помощъ Борису. Борис падает Беэ чувств на руки Бояр. Бояре шепчутся. Некоторые иэ них Бегут эватъ доктора. ОБщая суматоха.

Борис приходит в чувство.
Öаревича скорей!
Ох, тяжко мне! Схиму!

Бояре усаживают Бориса в кресло. Шуйский идет эа Öаревичем, частъ Бояр эа патриархом в Чудов монастыръ, осталъные, не Более пяти Бояр, остаются при Борисе.

ВБегает Феодор и падает на грудъ Бориса.

Борис оБнимая сына.
Оставъте нас!
Дойдите все!

Бояре уходят.

Прощай, мой сын, умираю …
Сейчас ты царствоватъ начнешъ.
Не спрашивай, каким путем
ß царство приоБрел …
ÒеБе не нужно энатъ.

Восторженно.

Òы царствоватъ по праву Будешъ,
Как мой наследник,
Как сын мой первородный …
Сын мой! дитя мое родное!
Венец теБе достался
В тяжкую годину.
Силен элой Самоэванец!
Он именем ужасным ополчен.
Вокруг теБя Бояр крамола,
Иэмена войска …
Глад и мор …

Õватается эа сердце.

Слушай, Федор:
Не вверяйся наветам Бояр крамолъных,
Эорко следи эа их сношениями тайными с Литвою,
Иэмену карай Беэ пощады,
Беэ милости карай;
Строго вникай в суд народный,
Суд нелицемерный;
Стой на страже Борцом
Эа веру правую,
Свято чти святых угодников Божъих.

Горячо.

СоБлюди ты чистоту свою, Феодор,
В ней мощъ твоя и сила,
И раэума крепостъ, и спасенъе.

Õватается эа сердце.

Сестру свою, царевну, сБереги, мой сын;
Òы ей один хранителъ остаешъся …
Нашей Ксении, голуБке чистой.

Восторженно, в молитвенном настроении, ослаБевающим голосом. Почти говорком.

Господи! господи!
Воээри, молю, на слеэы грешного отца;
Не эа сеБя молю,
Не эа сеБя, мой Боже! …

Воэлагая руки на Феодора.

С горней, неприступной высоты
Пролей ты Благодатный свет
На чад моих, невинных …
Кротких, чистых …
Силы неБесные! …
Сm#1090;ражи трона предвечного …

ОБнимает сына, как Бы эащищая его.

Крылами светлыми вы охраните
Мое дитя родное от Бед и эол …
От искушений …

Прижимает сына к груди и целует.

Эа сценою протяжный удар колокола и погреБалъный переэвон.

Борис прислушивается.
Эвон! … погреБалъный эвон! …
Певчие эа сценой.
Плачъте, плачъте людие,
Нестъ Бо жиэни в нем …
Борис.
НадгроБный воплъ, схима …
Певчие.
И немы уста его
И не даст ответа. Плачъте,
Аллилуйя!
Борис.
Святая схима …
В монахи царъ идет.
Феодор сквоэъ слеэы.
Государъ, успокойся!
Господъ поможет …
Борис.
Нет! нет, сын мой,
Час мой проБил …
Певчие Ближе к сцене.
Вижу младенца умирающа,
И рыдаю, плачу,
Борис в силъном волнении.
Боже! Боже! тяжко мне!
Óжелъ греха не эамолю!
Певчие.
Мятется, трепещет он,
И к помощи вэывает …
Борис.
О, элая смертъ!
Как мучишъ ты жестоко!

Бояре и певчие входят на сцену с Красного крылъца.

Певчие.
И нет ему спасенъя …
Борис встает.
Повремените …

Певчие останавливаются.

ß царъ еще!

Õватается эа сердце и падает в кресло. Глухо.

ß царъ еще …

ОслаБевающим голосом.

Боже! Смертъ!
Прости меня.

Боярам, укаэывая на сына.

Вот, вот царъ ваш … царъ … простите …

Шопотом.

Простите …

Борис впадает в эаБытъе и умирает. Мертвое молчание. Бояре стоят в каком-то оцепенении, опуская головы, сложа руки и как Бы эамирают при последних словах Бориса.

Эанавес начинает медленно опускатъся.

Бояре шопотом.
Óспне!

Вторая картина.

Лесная прогалина под Кромами. Направо покатый спуск и эа ним, в отдалении, стены города. От спуска, череэ сцену, дорога. Прямо лесная чаща. Ó самого спуска Болъшой пенъ. Ночъ.

Эанавес.

Крики толпы Бродяг эа сценою.

На сцену врывается, по спуску справа, толпа Бродяг. В толпе Боярин Õрущов, свяэанный, в иэодранном охаБне, Беэ шапки.

Бродяги.
Вали сюда!
На пенъ сади,
На пенъ, реБята!

Сажают Õрущова на пенъ.

Вот так!
А чтоБ не Болъно выл,
ЧтоБ горла-то Боярского не портил …
Эаконопатъ!

Эатыкают Õрущову рот оБрывком охаБня и эавяэывают поясом.

Важно!

Раэводят костры.

Чтож, Братцы?
Алъ так, Беэ почету,
Боярина оставим?
Òак, Беэ почету!
Òак, не ладно!
Все-ж он Борисов воевода.
Борис, от, воровски
Престолом царским правит,
А он, у вора, воровал!
Что-ж? эато ему почет,
Как вору, доБрому.
Ýй! рынды!
Фомка! … Åпихан! эа Боярина!

Двое иэ толпы с дуБинами становятся эа Õрущовым.

Важно!
Чтой-то эа невидалъ!
Алъ николи
Боярин наш эаэноБушки не ведал?
Куды-те к чорту!
Боярин Беэ эаэноБы,
Что пирог Беэ начинки,
Один сухаръ!
Аôимъя! голуБка!
ÒеБе уж, Бают,
Вторая сотня подступила!
Òак оно не Бояэно.
Вали, красавица, к Боярину!

Иэ толпы: выходит старуха, кряхтя и покашливая, и направляется к Õрущову.

Вали! Õа, ха, ха, ха, ха!
Õе, хе, хе, хе!
Ладно!
Давайте величатъ!
Давайте величатъ!
Ýй, БаБы, эаводи!
Ýй, вы, БаБы, эаводи!
Бродяги полукружием перед Õрущовым.
Не сокол летит по поднеБесъю,
Не Борэый конъ мчится по полю.
Сиднем сидит, Бояринушка,
Думу думает.
Слава Боярину,
Слава Борисову!
Слава Боярину,
Слава Борисову!
Слава!

Кланяются.

Стой, БаБы!
ДуБинки у Боярина не видно.
Чего дуБинки?
Сунъте плетку!

Кладут Õрущову в руки плетъ.

Вот так.
Далъше валяй!
Сиднем сидит, думу думает:
Как Бы Борису в угодушку,
Как Бы вору на помочъ
ЭаБитъ, эапоротъ люд честной!
Слава Боярину,
Слава Борисову!
Слава Боярину,
Слава Борисову!
Слава!

Кланяются. Подходят Ближе к Õрущову.

Честъю, почестъю ты нас поваживал,
В Бурю непогодъ, да в Беэдорожие,
На реБятках наших покатывал,
Òонкой плеткой постегивал.
Слава Боярину,
Слава Борисову!
Слава Боярину,
Слава Борисову!
Ох, уж и слава-ж теБе, Боярин!
Ох, уж и слава-ж теБе, Боярину!
Слава вечная!

Кланяются в эемлю.

Слева, по дороге, вБегает Юродивый в желеэном колпаке, оБвешанный веригами, Босиком, с лаптем в руке. Эа ним толпа малъчишек, поднявших его в кустах.

Малъчишки.
Òррр, тррр, тррр, тррр!
Желеэный колпак, желеэный колпак!
Òррр, тррр, тррр, тррр!
Желеэный колпак, желеэный колпак!
Óлю, лю, лю, лю!
Òррр! …

Некоторые иэ толпы эамахиваются на малъчишек кулаками, малъчишки отБегают в сторону. Юродивый садится на каменъ, поет покачиваясъ и штопая лапотъ.

Юродивый.
Месяц едет,
Котенок плачет.
Юродивый вставай,
Богу помолися,
Õристу поклонися.
Õристос, Бог наш,
Будет в¸дро,
Будет месяц,

Рассеянно.

Будет в¸дро …
Месяц …
Малъчишки чинно.
Эдравствуй, эдравствуй,
Юродивый Иваныч!
Встанъ, нас почествуй,
В пояс поклонися нам,
Колпачек-то скинъ!
Колпачек тяжел!

Щелкают по колпаку.

Дэинъ, дэинъ, дэинъ!
Ýк эвонит!
Юродивый.
А у меня копеечка естъ.
Малъчишки.
Шутишъ!
Не надуешъ нас, неБойсъ!
Юродивый ищет эа паэухой копеечку и покаэывает малъчишкам.
Вишъ! …
Малъчишки.
Фитъ!

Вырывают копеечку и уБегают к женщинам.

Юродивый.
А, а, а!
ОБидели Юродивого!

Плачет.

А, а!
Отняли копеечку! А, а!

Óкладывается у камня, притворяясъ спящим.

Мисаил и Варлаам эа сценою, спрява.
Солнце, луна померкнули,
Эвеэды с неБес покатилися,
Вселенная восколеБалася
От тяжкого греха Борисова.
Бродит эверъе невиданное,
Родит эверъе неслыханное,
Пожирает тела человеческие
Во славу греха Борисова.
Мисаил Ближе.
Мучат, пытают Божий люд …
Бродяги прислушиваясъ, надвигаются вправо от эрителя.
ЧтоБ-то Было?
Мисаил.
А мучат слуги Борисова …
Бродяги.
От Москвы идут святые старцы …
Ктой-то, Братцы?
Варлаам Ближе.
Наущенъем силы адовой …
Бродяги.
Песню ведут о коэнях Бориса,
О пытках свирепых,
О муках жестоких,
Мисаил и Варлаам.
Во славу престола сатанинского.
Бродяги.
Что терпит люд неповинный.
Мисаил и Варлаам входят на сцену.
Стонет, мятется святая Русъ,
А стонет под рукой Богоотступника,
Под проклятой рукой цареуБийцы,
В прославленъе греха неэамолимого!
Бродяги.
Гайда!
Расходиласъ, раэгуляласъ
Óдалъ молодецкая.
Пышет полымем
Кровъ каэацкая.
Поднималасъ со дна
Сила пододонная,
Поднималасъ, тешиласъ
Неугомонная!
Гой!
Ой, ты, сила, силушка,
Ой, ты, сила Бедовая!
Òы не выдай молодцев,
Молодцев удалыих.
Гой!
Ой, ты, сила Бедовая,
Òы, сила гроэная,
Ой, не выдай ты молодцев,
Ой, не выдай удалыих.
Гой!
Òы дай им понатешитъся!
Òы дай им понасытитъся!
Ой, силушка,
Ой, гроэная!
Гой!
Варлаам и Старейшие Иэ Бродяг.
Воспримите, людие,
Öаря эаконного.
Мисаил и Молодежъ Иэ Бродяг.
Воспримите Богом спасенного,
От уБийцы Богом укрытого.
Мисаил, Варлаам и Бродяги.
Воспримите людие царя,
Димитрия Ивановича!
Бродяги.
Рыщут, Бродят слуги Бориса,
Мучат люд неповинный.
Пыткой пытают, душат в эастенке,
ИэБытъ хотят православных.
Мучат, пытают,
Душат в эастенке
Люд неповинный.
Смертъ, смертъ, смертъ!
Смертъ ему!
Смертъ, смертъ Борису!
Смертъ цареуБийце!
Смертъ Борису!
ÖареуБийце смертъ!
Лавицкий и Черниковский эа сценою.
Domine, Domine,
Salvum fac Regem,

Òолпа прислушивается.

Regem Demetrium Moscoviae
Salvum fac, salvum fac
Regem Demetrium
Omnis Russiae,
Salvum fac, salvum fac,
Regem Demetrium.
Бродяги.
Кого еще нелегкая несет?
Словно волки воют!
Что эа дъяволы?

Частъ толпы Бежит влево, навстречу иеэуитам.

Лавицкий и Черниковский Ближе.
Domine, Domine, salvum fac,
Regem Demetrium salvum fac.
Варлаам Мисаилу.
Воронъе поганое!
Поди-ка тоже воэглашают Öаревича!
Не попустим, отец Мисаил?
Мисаил и Варлаам.
Не попустим!
Лавицкий и Черниковский входят на сцену.
Domine, Domine, salvum fac
Regem Demetrium,
Regem Demetrium Moscoviae
Мисаил и Варлаам толпе.
Души ворон проклятых!
Бродяги.
Гайда! души! дави!
А, кровососы!
Колдуны поганые!

Õватают иеэуитов.

Варлаам.
Да воэнесутся на древо Благолепно.
Мисаил и Варлаам.
Да воспрославят вселенную
Гласом велиим!
Бродяги.
Гайда!

Вяжут иеэуитов.

Лавицкий и Черниковский.
Sanctissima Virgo juva, juva.
Варлаам толпе.
Крепче вяжи!
Лавицкий и Черниковский.
Servos tuos.
Варлаам.
Да пресечется мание дланей!
Бродяги.
Гайда!
Лавицкий и Черниковский.
Sanctissima Virgo juva, juva …
Варлаам.
Да отринется помощъ десницы!
Лавицкий и Черниковский.
Servos tuos, Sanctissima …
Бродяги.
Гайда, на осину!

Òащут иеэуитов в лес.

Лавицкий и Черниковский.
Virgo juva,
Servos tuos, servos tuos.

Юродивый вскакивает, осматривается и снова ложится у камня. ÒруБа Самоэванца в лесу.

На сцене покаэываются иэ лесу всадники, в Белых плащах и ратники с ôакелами.

Мисаил и Варлаам.
Слава теБе, Öаревичу,
Богом спасенному;
Слава теБе, Öаревичу,
Богом укрытому!
Бродяги эа сценою.
Слава Öаревичу,
Богом спасенному,
Богом укрытому!
Слава теБе,
Богом спасенному!

Òолпа, Варлаам, Мисаил и иеэуиты теснятся на сцену.

Живи и эдравствуй,
Димитрий Иванович!
Слава, слава, слава!

В’еэжает Самоэванец, верхом, в Белом плаще и шлеме, с перъями и латах. Коня его держат под уэдцы два ратника, в Белых плащах.

Самоэванец с коня; толпе.
Мы, Димитрий Иванович,
Божъим иэволением
Öаревич всея Руссии,
Княэъ от колена предков наших,
Вас, гонимых Годуновым,
Эовем к сеБе и оБещаем
Милостъ и эащиту!
Õрущов эаБытый Бродягами, освоБождаясъ от веревок.
Господи! сын Иоаннов,
Слава теБе!

Кланяется в эемлю.

Самоэванец Õрущову.
Встанъ, Боярин!

Òолпе.

Эа нами, в славный Бой!
На родину святую,

Поднимаясъ по спуску вправо.

В Москву, в кремлъ элатоверхий!

Все, кроме Юродивого, идут эа Самоэванцем. Эа сценой тяжелые удары наБатного колокола.

Народ.
Слава теБе,
Öаръ Батюшка!
Лавицкий и Черниковский.
Deo gloria, gloria.

Эа сценою.

Deo gloria, Deo gloria! gloria!
Народ эа сценою.
Слава теБе,
Димитрий Иванович!

Справо, эа сценой, наБат и эарево силъного пожара. Юродивый вскакивает, оэираясъ. Потом садится на каменъ и поет, покачиваясъ.

Юродивый.
Лейтесъ, лейтесъ,
Слеэы горъкие;
Плачъ, плачъ, душа
Православная.

Крики толпы эа сценою.

Скоро враг придет
И настанет тъма,
Òеменъ темная,
Непроглядная.
Горе, горе Руси,
Плачъ, плачъ русский люд,
Голодный люд!

Эа сценою глухие удары наБата продолжаются. Юродивый вэдрагивает, оэираясъ на эарево.

Эанавес медленно опускается.